Как закалялась жесть - Александр Щеголев Страница 68

— Чегочка с хвостиком. Только не ты.

— Почему это?

— Потому. Сам знаешь.

— Чего знаю?

— Как ты к ней относился.

— А сама-то? Как относилась?

Она поджала губы.

— Не твое дело. Пусть мне, вон, Стрептоцид поможет.

— Как хочешь. Нашла, бля, крайнего.

— Когда тащить? — уточнил студент.

— Не знаю… Не сейчас… Не могу сейчас.

Ночь закончилась. В окна вползало утро нового дня.

80.

Разбудил меня резкий звук.

Это звонок, понял я, одним махом возвращаясь в реальность. Дождался…

И в тот же миг ужаснулся: не готов! Заспал-таки, заснул, потерял самоконтроль… Перекатился на живот, встал на четвереньки, лихорадочно озираясь в поисках оружия. Ампутационный нож — по-прежнему был в моей руке. Надо же, не выпустил. Не позволил кошмару ослабить мои рефлексы… Я пристроился возле «форточки», заранее просчитывая бросок, просматривая различные варианты действий.

Сколько их там, деток: двое, трое? Есть ли девчонка, прихватил ли кто-нибудь пистолет?

Прорвусь.

Нож я сунул за резинку штанов-бриджей: резинка тугая, удержит.

Готов.

С этого места был виден лежащий в зале Крамской, верхняя его часть. Борода больше похожа на сосульку, на бурый такой сталактит. С виду — нормальный свеженький мертвец: никакой вам трупной зелени, никакого запаха, да и кровь, похоже, еще не до конца затвердела. Так что спал я, видимо, совсем недолго… черт, ну и пакость привиделась! Подсознательные страхи, диагностировал бы какой-нибудь лысеющий мозговед. Не умею я спать без Фрейда. Хотя, кто умеет?

А если б и вправду заперли меня в этом подвале — с закромами, полными человечины? Скажем, на две-три недели. Справился бы я с голодом или не выдержал бы, как оно и случилось во сне? Только честно…

Ой, да хватит с меня фрейдовщинки! «Честно». Если ответ известен, к чему вопрос? Вот убежденный вегетарианец — тот соврал бы, а я лучше промолчу.

Тем более, снаружи сняли навесной замок и уже лязгали задвижкой…

— Принимай, дедуля, — послышался деловитый голос Елены. — Сначала мешки.

Две руки подволокли к открывшейся дверце пластиковый пакет, заполненный…кх-кх… мусором. Я схватил одну из протянувшихся в моем направлении конечностей и дернул на себя, заставляя человека нагнуться; мгновенно перехватил руку за плечо и оказался с ним лицом к лицу.

Это был Стрептоцид. Ойкнул, глядя на меня выпученными глазами. Я взял его за шею, и тогда он, паникуя, сдал назад, тщась распрямиться. Двумя отчаянными рывками он выволок меня наружу. Захрипел, попытался закричать, и стало ясно, что как только я разожму хватку, дом содрогнется от обезьяньего вопля… Маленький, щуплый гиббон. Свернуть ему шею — в полсекунды…

Нет! Я больше не хотел убивать.

Отпустив его на миг, выхватил нож и ткнул — в грудь. Справа и несильно. Лезвие, с хрустом пробив ребра, вошло сантиметра на три. Стрептоцид успел лишь коротко хрюкнуть, и вот уже опускался на ступеньки, держась за стеночку.

Здесь же была Елена — и тем список врагов исчерпывался. Не с кем оказалось воевать! Поспешно вынув из-под футболки «ИЖ-71», она неловкими движениями снимала дуру с предохранителя, передергивала затвор…

Я упер нож ей в живот.

— Брось на пол. Зарежу на раз.

Пистолет вывалился из ее рук.

— Вы, оба! — сказал я им. — Чтоб тихо было! Пикните — кончу!

Стрептоцид молчал, дыша со свистом. Пневмоторакс, пробил-таки я ему легкое. Зато выбор у него теперь небольшой: либо крикнуть разок и сдохнуть, либо просто дышать, надеясь на что-нибудь хорошее… Ничего, если повезет, выживет.

Елена тоже молчала, и это мне не нравилось. Сказал ей — отдельно:

— Что-то непонятно, дочурка? Хочешь, чтобы я тебе кесарево сечение сделал?

Провел концом лезвия — коротко и почти без нажима. Футболка в месте пореза быстро покраснела, зато девчонка, наоборот, побледнела.

Взаимопонимание было достигнуто. Я коротко огляделся. Мы находились в самом низу лестницы; перед входом в подвал была площадочка, на которой мы и разыграли сию сцену. Первый этаж — на полпролета выше, туда уходили ступеньки. Решетка, преграждавшая спуск в подвал, была распахнута. Горела 40-ваттная лампочка. Два мешка с человечьей требухой были опрокинуты на бок, от мешков изрядно попахивало. Вряд ли Крамской обрадовался бы такому лакомству… Здесь же лежали носилки с очередным трупом — очевидно, детишки спустили вместе с мусором. Я всмотрелся, не веря глазам…

Эвглена!

Ее трудно было узнать: быть покойницей этой женщине явно не шло. Как странно… Хоть бы что во мне шевельнулось, все-таки столько дерьма нас связывало, столько незримых нитей, одна из которых любовь, будь она неладна!.. Пустота. Закончились девять месяцев бреда, именуемые браком, вот и все чувства. Покойся с миром, тварь моя ненаглядная.

Однако забавно: пускать мамашу на «игрушки» дочь не захотела.

— А что с дедом? — спросила Елена.

— С дедом-людоедом? Что ему и положено, жарится на противне.

— Как — жарится?! — она откровенно испугалась. — НА ПРОТИВНЕ?!

Похоже, вообразила себе что-то этакое, от чего вдруг ее холодный пот прошиб. А мне смешно стало: еле сдержался.

— На том же самом противне, на который и твоя мать попала. Думаю, они там с Крамским рядышком лежат, корочкой покрываются. Грехи — вместо панировочных сухарей. И мы с тобой когда-нибудь туда ляжем, не переживай.

Я острил, но ей почему-то не стало веселей. Да и мое веселье было нервное, опасное, истеричное. Свобода была так близка…

— У кого второй ствол? — спросил я у нее.

— У Вадима, — послушно ответила Елена, косясь на нож.

— Где Вадим?

— В студии наверху.

— В доме еще есть оружие?

— У матери в сейфе.

— В прихожей кто-нибудь дежурит?

— Какой-то друг Вадима.

— Один, что ли?

— Один.

— Какое у него оружие?

— Никакого.

— Почему?

— Зачем, он же не охранник, просто клиентов встречает.

— И какие клиенты на подходе?

— Ну… Кретин, который головы покупает. Там для него контейнеры приготовлены. Потом — Алексей Алексеевич, это клиент из новых…

— Ладно, постараюсь с ними не встретиться. А вам-то с Вадимом зачем эти штуковины? — кивнул я на пистолет под ногами.

— Не знаю… У кого-то же должно быть.