Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек Страница 66

— Хотя он очень слаб и не может говорить, он общается с нами посредством грифельной дощечки, ваше преосвященство, — объяснил Акилле. — Этим же способом он попросил меня пойти за вами, чтобы он мог упокоиться с миром.

Жизнь в Ницце, в то время входившей в состав Королевства Сардиния, на протяжении многих лет была для монсеньора Гальвано и его правой руки в епископате, каноника Каффарелли, тихой и спокойной до приезда в ноябре 1839 года известного во всей Европе Никколо Паганини. Артист обосновался в городе отчасти вследствие ошибочной веры в то, что благодатный климат Лазурного Берега может облегчить его многочисленные недуги, а отчасти потому, что после банкротства так называемого «Казино Паганини», представлявшего собой нечто среднее между концертным залом и игорным притоном, его жизнь во Франции стала невыносимой.

По приезде в Ниццу вконец ослабевший Паганини не доставлял никаких неприятностей местным властям — ему было трудно даже говорить, — но его слава женолюбца, игрока и задиры шла впереди него, поэтому с момента его появления в Ницце Гальвано и его помощник находились в постоянном напряжении, как будто опасались, что скрипач внезапно обретет свою прежнюю энергию и погрузит тихий городок в демонический хаос и смуту.

Поговаривали — не без основания, — что Паганини, который был уже не в силах подняться на сцену, занялся торговлей музыкальными инструментами, хотя никто не мог сказать наверняка, продавал он подделки — фальсификация изделий Страдивари и Гварнери в то время была делом обычным и прибыльным — или подлинные инструменты из своей знаменитой коллекции.

Как только Акилле покинул кабинет епископа, тот позвонил в колокольчик, которым обычно вызывал Каффарелли, низводя его до уровня простого слуги. Каноник появился тотчас же, как джинн из лампы.

— Приготовься, — приказал ему епископ, — потому что сегодня днем ты должен совершить соборование. Возьми с собой Паоло, чтобы он помог тебе со всем необходимым.

Паоло был племянником Гальвано и до сих пор оставался служкой в епископате Ниццы, хотя находился в том возрасте, когда многие его ровесники покидают семинарию и становятся священниками. Это был юноша с мрачным, несколько косящим взглядом и заметным пушком на верхней губе, такой огромный и могучий, что казался нерадивым школяром, которому разрешено быть служкой по причине родства с епископом; к тому же, благодаря своим гигантским размерам, он мог исполнять обязанности телохранителя, когда епископу требовалось посетить неблагополучные районы города.

Дом Паганини находился на холме, над Английским променадом, получившим это имя после 1763 года, когда компания зажиточных британцев во главе с шотландским писателем Тобайасом Смоллетом удалилась от лондонских туманов и зим, чтобы обосноваться на неизменно солнечных берегах залива Ангелов.

Этот район слыл особенно опасным. Солнце уже садилось за горизонт, а луна находилась в последней фазе, поэтому осмотрительный Каффарелли посчитал необходимым отправиться туда в компании дюжего служки. Но даже в этом случае идея оказаться рядом с сифилитиком, да еще, как поговаривали, заключившим договор с дьяволом, показалась ему весьма непривлекательной, и он попытался воспротивиться приказу епископа.

— Ваше преосвященство, синьор Паганини — кавалер ордена Золотой шпоры, пожалованного ему в тысяча восемьсот двадцать седьмом году его святейшеством папой. Не подобает ли вам в знак особого уважения соборовать его лично?

Все козыри были на руках у Каффарелли: спрятавшись за дверью, он подслушал разговор между Акилле Паганини и Гальвано и поэтому знал, что скрипач недвусмысленно просил, чтобы его пришел соборовать епископ. Но поскольку он не мог признаться в шпионстве, то решил сослаться на орден Золотой шпоры, второй по значимости орден после ордена Христа, которым папа награждал за успехи в деле распространения католической веры или прославления церкви — как с помощью меча, так и искусства. Никто не понимал, как человек, имевший внебрачного сына — Акилле, плод его увлечения певицей Антонией Бьянки, которого он не признавал много лет, — мог удостоиться ордена Золотой шпоры, хотя никто не отрицал, что в молодости Паганини дал сотни концертов в церквах по всей Италии.

Гальвано, непревзойденный мастер по части притворства, решил не выказывать раздражения, которое вызвали у него слова Каффарелли.

— Сын мой, Паганини может изъясняться только с помощью каракуль на доске, а ты прекрасно знаешь, что в последнее время мое зрение крайне ослабло. Я не могу подвергнуть умирающего риску, представ перед ним и оказавшись не в состоянии прочесть его исповедь. Вот почему я решил оказать тебе честь, которой ты можешь гордиться, ибо, как ты сказал, ты примешь исповедь у человека, награжденного нашим святым отцом.

Каффарелли понял, что проиграл. Он не мог не вздрогнуть при воспоминании об ужасных руках Паганини, его непропорционально длинные пальцы в растянутом состоянии достигали сорока пяти сантиметров, а кисти так походили на гигантских белесых пауков, что вызывавшую эту аномалию болезнь назвали арахнодактилией, то есть «паучьими пальцами». Ему страшно было подумать, что скоро ему придется прикоснуться к этим рукам, покрытым сифилитическими язвами, трижды осеняя его крестом, касаясь лба и каждой из кистей больного, произнося слова, звучавшие веками:

«Через это святое помазание по благостному милосердию Своему да поможет тебе Господь по благодати Святого Духа. Аминь. И, избавив тебя от грехов, да спасет тебя и милостиво облегчит твои страдания. Аминь».

Но так как каноник уже почувствовал на себе сверлящий взгляд епископа, безмолвно понуждающий его безотлагательно выполнить страшное поручение, Каффарелли решил немедленно отправиться в путь в сопровождении угрюмого Паоло.

Как только он оказался за внушительной дверью епископского дворца, которая с грохотом захлопнулась у него за спиной, он стал молить Господа, чтобы ко времени его прибытия к музыканту тот уже переселился в лучший мир.