Лунная миля - Деннис Лихэйн Страница 65

— Дамы и господа! — сказал Ефим. — Кирилл и Виолета Борзаковы.

Кирилл встал и обошел нас. Наверное, с таким же видом когда-то работорговец оглядывал коллекцию невольников. Он посмотрел на Кенни и Хелен и перевел взгляд на Павла.

Павел взял Кенни и Хелен за плечи и усадил их на диван, в левом углу. Кирилл еще раз посмотрел на Павла, и через пару секунд на диване рядом с предыдущей парочкой приземлился Тадео.

Кирилл медленно приблизился ко мне:

— Ты кто?

— Частный сыщик, — сказал я.

Он шумно затянулся сигаретой и стряхнул пепел на поддельный дубовый пол.

— Частный сыщик, который нашел для меня девчонку?

— Я не для тебя ее нашел.

Он кивнул, как будто я сказал нечто мудрое, и сжал мою левую руку в своей.

— Ты не для меня ее нашел?

— Нет.

Хватка у него была мягкая, почти нежная.

— А для кого?

— Для ее тетки.

— Но не для меня?

Я покачал головой:

— Не для тебя.

Он снова кивнул мне, вцепился мне в запястье и ткнул сигаретой мне в ладонь.

Не знаю, как мне удалось не закричать. С полминуты единственное, что я чувствовал, был прожигающий мою плоть уголек. Запахло паленым. В глазах у меня потемнело, затем покраснело, перед глазами встала картина: мои нервы свисают как лианы и по ним ползет дым.

Все это время Кирилл Борзаков смотрел мне в глаза.

Пустым взглядом. В нем не было ничего — ни гнева, ни радости, ни удовольствия от насилия, ни восторга от сознания собственного всесилия. Ничего. У него были глаза ящерицы, греющейся под солнцем.

Я несколько раз беззвучно рыкнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь не думать о том, на что сейчас похожа моя рука. Представил себе свою дочь, и на краткий миг мне стало легче. Но потом меня обожгла мысль о том, что я думаю о ней в этой комнате, заполненной жестокостью и безумием, и я усилием воли стер образ Габби, отогнав его подальше от окружавшего меня ужаса, и боль запульсировала в ладони с удвоенной силой. Кирилл отпустил мое запястье и сделал шаг назад.

— Посмотрим, сможет ли эта тетка залечить твои раны.

Я отбросил потухший окурок. Виолета Борзакова сказала:

— Кирилл, ты мне телевизор загораживаешь.

Центр моей ладони напоминал вершину вулкана с почерневшим жерлом.

Музыка в мыльной опере заиграла громче. Красивая латиноамериканка в белой крестьянской рубахе развернулась и вышла с гордо поднятой головой. Экран погас. Тут же появился рекламный ролик: Антонио Сабато-младший расхвалил крем для ухода за кожей.

Я бы заплатил тысячу долларов за один-единственный тюбик. Я бы заплатил две тысячи долларов за этот крем и кубик льда.

Виолета оторвалась от телевизора.

— Почему бамбина все еще с девчонкой?

Аманда обернулась, чтобы они могли увидеть наручники.

— Ефим, это еще что за срань? — Виолета оторвала спину от дивана и наклонилась вперед.

У Ефима округлились глаза. Мне показалось, он испугался.

— Миссис Борзакова, мы доставили ее, как и обещали.

— Как и обещали? Ты на несколько недель опоздал, пендехо. Недель. И кто ее нашел? Ты, Ефим? Или они? — Она ткнула рукой в сторону Кенни, Хелен и Тадео.

— Это мы ее нашли, — сказал с дивана Кенни. И он помахал рукой Виолете, не обратившей на него никакого внимания. — Мы ее нашли, — повторил он. — Без чьей-либо помощи.

Кирилл снова закурил.

— Вот твой ребенок. Бери его себе. И хватит меня грузить.

Виолета по-змеиному скользнула к Аманде. Уставилась на Клер. Понюхала ее.

— Она умная?

— Ей четыре недели.

— Она говорит?

— Ей четыре недели.

Виолета коснулась лба младенца.

— Скажи: ма-ма. Скажи: ма-ма.

Клер заплакала.

Виолета сказала:

— Ш-ш-ш…

Клер заплакала громче.

Виолета запела:

Тихо, крошка, не рыдай,

Мама купит…

Она вопросительно посмотрела на нас.

— Калач? — предложил я.

Она оттопырила нижнюю губу, соглашаясь, и запела снова:

Если выронишь калач,

Мама купит…

Еще один требовательный взгляд. Клер ревела во все горло.

— Корвет! — сказал Тадео.

Она скривилась.

— Бриллиантовое кольцо! — высказался Ефим.

— Не рифмуется.

— Тем не менее я уверен, что это правильный вариант.

Вопли Клер достигли нового регистра — это был тот самый вой баныни, о котором говорила Аманда.

Сидевший на диване Кирилл снюхал с зеркальца дорожку кокса и сказал:

— Заткни ее.

— Я пытаюсь, — ответила Виолета. Она снова коснулась головы Клер: — Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Это не помогло.

Кирилл сморщился и снюхал еще одну дорожку. Накрыл ухо ладонью и сморщился еще сильнее.

— Заткни ее.

— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Да не знаю я, что с ней делать. Ты сказал, что наймешь няньку.

— Я ее нанял. Но сюда приводить не собираюсь. Заткни ее.

— Ш-ш-ш!

Тадео и Кенни тоже зажали уши руками. Павел и Ефим терпели, напустив на лица мученическую мину. Единственной, кто не обращал на детский крик никакого внимания, была Хелен, неотрывно смотревшая на DVD-плееры и айподы.

— Пустышка? — спросил я у Аманды.

— В правом кармане, — ответила она.

Я поднес руку к ее правому карману и взглянул на Ефима:

— Можно?

— Черт, друг, ты еще спрашиваешь!

Я залез Аманде в карман и вытащил пустышку.

— Ш-ш-ш! — Виолета теперь почти орала.

Я снял пластиковую крышку с пустышки. От движения ладонь обожгло болью. Глаза заслезились. Но я вытянул руку и сунул пустышку младенцу в рот.

В комнате стало тихо. Клер сосала пустышку.

— Вот так лучше, — сказал Кирилл.

Виолета провела ладонями по щекам.

— Ты ее избаловала.

— Прошу прощения? — не поняла Аманда.

— Ты ее избаловала. Вот почему она так орет. Я ее быстро отучу.

Аманда сказала:

— Ей четыре недели от роду, ты, коза безмозглая.