Безмолвный Джо - Т. Джефферсон Паркер Страница 64

Осторожный: Тогда я сам заберу по пути.

Грубый: Не мне тебе говорить, как важен для нас этот четверг.

Осторожный: Могут возникнуть кое-какие проблемы.

Грубый: Какие еще к черту проблемы?

Осторожный: Не знаю. У меня нехорошее предчувствие.

Грубый: Самой большой проблемой в четверг может стать вето на наш проект.

Осторожный: Об этом не беспокойся.

Грубый: Ненавижу, когда со мной так говорят. Готовым надо быть ко всему. А ты просто делай свою работу. А захочешь похныкать и поскулить, у тебя на это есть жена.

Осторожный: Ладно. Поговорим".

* * *

Я еще раз прослушал запись и сразу узнал грубый старческий голос Карла Рупаски. А Милли – это Дан Миллбро, который иногда поддерживал Уилла в Совете старших инспекторов, а иногда был его противником. "Б." означало Бриджит Андерсен, секретаршу Миллбро и одну из тайных подруг моего отца.

Сам разговор почти наверняка был записан через подслушивающее устройство, установленное на рабочем телефоне Миллбро. Мне было известно об этом "жучке" и диктофоне, потому что я сам их монтировал в одну из суббот, пока Уилл ждал в пустой приемной Миллбро, закинув ноги на стол Бриджит и листая журнал. Уилл частенько устанавливал устройства для подслушивания. Я не знал точно, где он их доставал, хотя и догадывался. Все, что требовалось для их установки, это электрическая дрель и пара скобок с четырьмя шурупами. Я укрепил мини-диктофон в центре одного из ящиков письменного стола Бриджит. Микрофон я замаскировал среди пучка проводов, выходящих из отверстия в крышке стола, присоединив провод к телефонному прерывателю. Любой голос запускал диктофон в действие, и начиналась запись телефонного разговора на пленку. Все заняло минут двадцать, после чего Уилл похвалил меня, сказав: "Это для Бриджит, сынок. Ты оказал ей добрую услугу".

С тех пор я об этом "жучке" больше не слышал.

Бриджит – симпатичная вдова лет сорока с небольшим – была личным секретарем Миллбро все шесть лет, как того назначили старшим инспектором. Она отличалась застенчивостью. Когда я устанавливал диктофон в феврале этого года, то полагал, что именно Бриджит будет следить за его работой, но, разумеется, у меня не было иллюзий относительно того, что он поставлен по ее просьбе, а не для самого Уилла.

Следующим по порядку был распечатанный стандартный конверт для письма, внутри которого лежал чек на десять тысяч долларов от храма Света на счет детского дома в Хиллвью. Внизу виднелась подпись преподобного Дэниэла.

И последним на столе оставался еще один конверт, который был запечатан, и я не мог разобрать, что было внутри.

Раскрыв его, я увидел две полоски восьмимиллиметровой видеопленки – фотографии преподобного Дэниэла с какой-то женщиной. Он обнимал ее за шею, большими пальцами приподняв ей подбородок. Вплотную приблизив свое лицо, Дэниэл смотрел на женщину сверху вниз. В его глазах застыло мечтательное выражение, он словно собирался ее поцеловать, хотя, может, до этого и не дошло. Женщина глядела на него широко открытыми глазами с выражением покорности на лице. Она была юной, черноволосой и смуглой.

Комната, где они находились, напоминала один из гостевых апартаментов в "Лесном клубе".

Я узнал девушку по фотографиям из газет и телевизионных новостей: это была Лурия Блас. У нее был такой же открытый ясный взгляд, как и у брата Энрике.

Встав из-за стола, я вышел во двор. Солнце уже поднялось высоко, а ветер почти разогнал туман. Я сел на скамейку под апельсиновым деревом и посмотрел ввысь. Надо мной по линии электропередачи проскакала белка, ее тень скользнула по траве.

Мне захотелось поговорить с мамой. Я позвонил ей, мы переговорили и условились о встрече.

* * *

Бриджит Андерсен заявила, что ей не очень удобно видеться со мной, но мы все же договорились встретиться днем в парке на Апельсиновых холмах. Я прибыл пораньше, сумев занять скамейку для пикника в тени, где и поджидал Бриджит. До меня доносился запах полыни и шипение колес автомобилей, проносившихся по шоссе далеко внизу.

Бриджит, яркая блондинка в солнцезащитных очках с большими стеклами, припарковала машину и направилась ко мне. Она была в белой блузке, синей юбке и такого же цвета туфлях, с сумкой через плечо. Присев на скамейку напротив меня, Бриджит разгладила юбку. Чувствовалось, что она смущалась, как это с ней бывало и прежде. Она не знала, как воспринимать факт своей привлекательности для мужчин. Когда она сняла очки, я заметил, что белки ее потрясающих холодно-голубых глаз слегка порозовели.

– Похоже, глазные капли не сняли до конца красноту? – спросила она.

– Да, краснота осталась, мисс Андерсен.

– Бриджит. Почему ты так долго не звонил?

– Иногда я бываю очень медлительным. Знаете, я прослушал записанный разговор Миллбро с Рупаски.

– А, ну конечно. Штучки твоего отца.

– Я не знаю, как этим распорядиться.

– А вот Уилл знал.

– Не могли бы вы объясниться?

Она снова надела очки.

– Я верила твоему отцу. А могу ли довериться тебе?

– Я здесь от его имени, а не сам по себе.

Она окинула меня спокойным и проницательным взглядом.

– Он хорошо тебя тренировал.

"Даже собака умеет хранить секреты".

– Послушай, Джо, – начала Бриджит. – Негласные хозяева Рупаски хотели, чтобы округ выкупил платное 91-е шоссе, потому что оно приносило им одни убытки. Ты знаешь эту шайку – Блейзека и его приятелей-застройщиков. По какой цене? Примерно за двадцать семь миллионов долларов. Но для этого Совет старших инспекторов должен эту сделку утвердить. Трое – против, и трое – за. А вот Миллбро до февраля все не мог определиться. Тогда на арену и вышел оперативно-исследовательский комитет "Лесного клуба", выделивший средства, чтобы заручиться поддержкой нужных людей. Большая их часть ушла на рекламные мероприятия, чтобы обработать общественность в нужном направлении и повлиять на итоги референдума. Кое-что пошло на обычные взятки, но получились и проколы. Уилл почуял, что у Миллбро рыльце в пушку, и предпринял ответные действия.

– И тогда он установил диктофон.

Она горько улыбнулась.

– Это была отличная работа, Джо. Ты даже убрал опилки от просверленных отверстий.

– Благодарю.

– Распределением этих подпольных денег занимался и Рупаски. Долю, причитавшуюся Миллбро, положили в коричневые мешки и оставили в овраге около куста, в ста футах к северо-западу от площадки на Ветреном хребте, что на платном шоссе. Для точности – это был куст дикой гречихи. Вот это место Рупаски и называл "обычная точка". Я знаю, потому что Миллбро посылал меня забрать эти мешки.