Ледяное сердце - Джонатан Келлерман Страница 52

— Она никогда не обращалась в полицию.

— Верно, — ответил Бэнгсли. — Чайна и полиция. Дело в том, что она была не просто испугана; ее охватил ужас. Чайна постоянно твердила, что, если ее преследователь покажет свою морду, она разобьет ее, вырвет ему глаза и насрет в глазницы. Чайна всегда была агрессивной.

— По-настоящему?

— Что вы имеете в виду?

— Была ли она действительно бесстрашной или только делала вид?

— Не знаю. В самом деле не знаю. Чайну было трудно понять. Она отгородилась своеобразной стеной, а наркотики были чем-то вроде строительного раствора.

Пол Бранкуси о преследователе не упоминал, и я спросил:

— Говорила ли Чайна еще кому-нибудь о том, что кто-то ее преследует? Другим членам джаз-банда.

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Мы с Чайной… — Бэнгсли колебался, — были более близки. Вообще-то она была лесбиянкой, но некоторое время мы занимались с ней любовью. Черт побери, именно этого мне совсем не хотелось. Сейчас я женат и ожидаю второго ребенка…

— Ваши любовные дела никого не интересуют. Важно лишь то, что вам известно о ее преследователе.

— Я даже не знаю, существовал ли этот преследователь. Ведь воочию она никогда его не видела.

— Ощущение.

— Правильно. У Чайны было живое воображение. Когда я с ней проводил время, приходилось проявлять осторожность, идти на уступки, смотреть на вещи в перспективе.

— Тогда вы верили ей?

— Не вполне. Она умела убеждать. Однажды мы были с ней поздно ночью в горах, курили «травку» и занимались другими приятными делами. Вдруг Чайна напряглась, в глазах у нее вспыхнул страх, и она вцепилась в мои плечи. Вцепилась крепко, до боли. Потом встала и говорит: «…твою мать, он здесь! Я чувствую его присутствие!» После чего начала ходить кругами, отыскивая какую-то цель, подобно тому как ее отыскивает танковое орудие, укрепленное на башне. И завизжала в темноту: «Черт бы тебя побрал, ты, трахнутая задница, выходи и покажи свою сраную трахнутую морду». Начала размахивать кулаками, пригибаться, словно готовясь к бою в стиле карате. В тот момент я поверил ей: темнота, тишина, ее страх — все это убеждало меня. Позднее я спрашивал себя: «Что это было?»

— Что произошло после того, как она перестала визжать?

— Ничего. Меня беспокоило, что кто-то услышит Чайну, и я попытался отвести ее вниз, к своей машине. Она заставила меня подождать, пока не убедилась, что преследователь исчез. Дома у нас началась ломка. На следующее утро Чайна ушла. Съела все, что было в холодильнике, и ушла. Спустя месяц или два она пропала, а когда ее наконец нашли, я чуть с ума не сошел. Потому что Чайну похоронили неподалеку от того места, где мы сидели в ту ночь.

— Вы сообщили об этом копам?

— После того, как они со мной обошлись?

— Чайну обнаружили возле щитка с надписью «Голливуд».

— Точно так. Именно там мы и были. Прямо под щитком. Чайне эта надпись нравилась, нравилась история о том, как одна актриса бросилась оттуда вниз. Там в свое время находилось ранчо для верховой езды, из тех, где дают лошадей напрокат. Чайна говорила мне, что любила прокрадываться туда по вечерам, разговаривать с лошадьми, ощущать запах лошадиного навоза, просто бродить вокруг. Она рассказывала, что ей было приятно ходить по чужой земле. От этого Чайна чувствовала себя девушкой из «семьи» Мэнсона. Какое-то время она проявляла интерес к «семье» Мэнсона, собиралась написать песню, посвященную Чарли, но мы сказали ей, что платить за это не будем. Кое-какие нормы мы соблюдали даже тогда.

— Она была влюблена в серийных убийц?

— Нет, только в Мэнсона, но не всерьез. Это был очередной заскок Чайны — что-то взбрело ей в голову, и тут же слетело с языка. Она обожала привлекать к себе внимание. То же самое и с Мэнсоном, правда? Помню, я думал, что в этом была какая-то мистика, поскольку, возможно, ее убил кто-то похожий на него. Злая ирония судьбы, не так ли? Колледж «Чартер» занимал площадь в сто пятьдесят акров и располагался в северо-восточной части Игл-Рока. Отдельно от него раскинулся «спальный» городок подсобных рабочих, в основном латиноамериканского происхождения. Они жили в дешевых оштукатуренных домах, окруженных гигантскими деревьями.

Колледж был основан сто двенадцать лет назад. Гора Игл высотой в тысячу двести футов и чистый воздух позволили первым поселенцам окрестить эти места Западной Швейцарией. Более века спустя окружающие холмы в редкие ясные дни все еще оставались красивыми. Самой же распространенной формой жилья стали мотели.

Я проехал по бульвару Игл-Рок, широкому, утопающему в солнечных лучах, где стояли гаражи и большие магазины автомобильных запасных частей, повернул на Колледж-роуд и оказался в жилом районе, застроенном маленькими бунгало ремесленников и большими оштукатуренными коттеджами. За аркой, украшенной гербом колледжа, находилась. Эмеритус-лейн, широкая чистая полоса, начало которой обозначалось цветочной клумбой. Красные и белые петунии были посажены так, что образовывали название учебного заведения.

Здания университетского городка были выдержаны в стилях beaux-arts и испанском колониальном. Окрашенные в серовато-коричневый цвет, они размещались как жемчужины в старой шкатулке для хранения драгоценностей. Много лет назад я лечил студентов «Чартера» и знал основные отличительные черты этого заведения — строгий отбор и дороговизна. Знал я и то, что его основали приверженцы конгрегационализма, хотя теперь оно стало безусловно светским, приветствовало активные меры в политике и привлечение к участию в ней широкой общественности.

Парковка для посетителей была бесплатной и удобной. Я взял карту кампуса на стенде и направился к библиотеке Сестры Анны Лоринг. Я прошел мимо красивых улыбающихся молодых людей. Жизнь казалась им прекрасной, и они стремились наслаждаться ею.

Библиотека представляла собой двухэтажный шедевр двадцатых годов. В восьмидесятых к ее южному крылу добавили заурядную четырехэтажную пристройку. Тишину цокольного этажа нарушало лишь жужжание компьютеров. К их экранам прилипло около ста студентов. Я узнал у библиотекаря название газеты колледжа и получил совет, как отыскать старые номера.

— «Дейли бобкет», — сказал он. — Все в режиме онлайн.

Я нашел компьютер и начал работать. Файл «Бобкет» содержал перечень выпусков газеты за последние шестьдесят два года. В течение первых сорока лет газета выходила раз в неделю.

Кевину Драммонду было двадцать четыре, так что он, вероятно, поступил в колледж шесть лет назад. На всякий случай я отступил на год назад и прокручивал тысячи страниц, сканируя подписи авторов. В материалах первых трех лет ничего с именем Драммонда не появлялось. Не было также материалов, подписанных Правдивым Писарем или Э. Мерфи. В марте, на который пришелся предпоследний весенний семестр Драммонда, появилось первое упоминание.

«Кевин Драммонд. Факультет общественной информации». Под этим заголовком помещался обзор показательных выступлений в «Рокси-он-Сансет». Там играли семь новых джаз-бандов, надеясь прорваться на большую сцену. Короткие сообщения о каждом представлении. Кевину Драммонду понравились три из них, четыре — вызывали отвращение. Кевин излагал материал просто, без вдохновения и неуемных восхвалений. Не заметил я и изощренных метафор сексуального характера, присущих публикациям в «Селдомсинатол». Я обнаружил еще одиннадцать статей, написанных в течение полутора лет, десять подробных описаний выступлений рок-групп, таких же вежливо-вкрадчивых.