Дом странных детей - Рэнсом Риггз Страница 51

Сначала вода показалась мне обжигающе холодной, но я довольно быстро привык к ее температуре. Мы прошли по воде к скалам, где была привязана лодка. Забравшись в нее вслед за Эммой, я взял из рук девушки весло, и мы оба начали грести по направлению к маяку. Ночь была теплой, море спокойным, и на несколько минут я отдался умиротворяющему ритму плеска воды. Приблизительно в сотне ярдов от маяка Эмма вдруг перестала грести и шагнула за борт. К моему изумлению, она не скрылась в волнах, а выпрямилась, стоя по колено в воде.

— Это песчаная отмель, что ли? — спросил я.

— Не-а.

Она наклонилась, вытащила из лодки небольшой якорь и бросила его в воду. Погрузившись всего фута на три, он издал громкий металлический лязг. Секунду спустя нас осветил скользящий луч маяка, и я увидел под нами корпус корабля.

— Затонувшее судно!

— Вылезай, — позвала она, — мы уже почти на месте. И маску прихвати.

Шагая по корпусу корабля, Эмма уходила прочь.

Я осторожно выбрался из лодки и пошел следом. Если бы за нами кто-нибудь наблюдал, он решил бы, что мы ходим по воде.

— Эта штуковина большая? — поинтересовался я.

— Огромная. Это военный корабль союзников. Подорвался на мине, предназначенной для немецких лодок, и затонул прямо здесь. — Эмма остановилась. — Отвернись от маяка, — скомандовала она. — Твои глаза должны привыкнуть к темноте.

Мы стояли рядом, глядя на берег и ощущая, как волны гладят наши ноги.

— А теперь за мной, — снова скомандовала она. — Только сначала вдохни поглубже и задержи дыхание.

Она подошла к черной дыре в корпусе корабля (судя по всему, это был люк), села на край и нырнула вниз.

Это безумие, — подумал я, натянул маску и прыгнул вслед за ней.

Вглядываясь в обволакивающий меня мрак, я увидел под собой Эмму, которая опускалась все ниже, хватаясь за перекладины лестницы. Я последовал ее примеру и перебирал руками ступени, пока не добрался до металлической двери, возле которой меня уже ожидала Эмма. Мне показалось, что мы находимся в своего рода грузовом трюме, хотя было слишком темно, чтобы судить об этом наверняка.

Я тронул ее за локоть и указал на свой рот, пытаясь намекнуть, что мне необходимо сделать вдох. Она снисходительно похлопала меня по руке и потянулась к плавающей рядом пластиковой трубке, присоединенной к большой трубе, которая вела на поверхность. Она взяла трубку в рот и с усилием дунула в нее, надувая щеки, затем сделала вдох и отдала ее мне. Я тоже с наслаждением глотнул воздуха. Мы находились на двадцатифутовой глубине внутри затонувшего судна, но мы дышали!

Эмма показала на дверь перед нами. Еще более черное пятно в окружающей темноте. Я затряс головой: Не хочу! Но она взяла меня за руку, как испуганного малыша, и потянула к двери, прихватив с собой и трубку.

Сквозь дверь мы проникли в следующий отсек, где был уже полный мрак. Какое-то время мы просто парили там, передавая друг другу дыхательную трубку. Царила тишина, нарушаемая только лопаньем пузырьков от нашего дыхания и глухими ударами, доносящимися как будто изнутри корабля. Это течение раскачивало разбитое судно, стуча металлом о камни на дне. Если бы я закрыл глаза, темнее уже не стало бы. Мне казалось, что мы с Эммой превратились в астронавтов и улетели куда-то далеко, в глубины безбрежной, лишенной звезд вселенной.

И тут произошло нечто удивительное и прекрасное. Одна за другой вокруг нас стали появляться звезды, зелеными вспышками рассеивая темноту. Я было подумал, что у меня начались галлюцинации, но огоньков становилось все больше, и вскоре нас уже окружила целая плеяда мерцающих зеленых звезд, которые освещали наши тела и отражались в наших масках. Эмма вытянула руку и тряхнула кистью. На этот раз на ее ладони не вспыхнул огненный шар. Вместо этого ее рука засияла голубоватым люминесцентным светом. Зеленые звезды облепили пальцы Эммы, вспыхивая и кружась, повторяя каждое ее движение подобно стайке рыб, которыми, как я вдруг понял, они, собственно, и являлись.

Я наблюдал за ними, как завороженный, утратив всякое ощущение времени. Мне показалось, что мы находимся там уже несколько часов, хотя прошли считаные минуты. Потом я почувствовал, что Эмма тянет меня за руку. Миновав дверь, мы поднялись наверх вдоль лестницы и вынырнули на поверхность. Первым, что я увидел, была огромная дерзкая полоса Млечного Пути, прочертившая все небо. Мне вдруг пришло в голову, что звезды и рыбы объединены в одну законченную систему, являясь соответствующими друг другу частями единого древнего и загадочного целого.

Мы выбрались на корпус корабля и сняли маски. Какое-то время мы просто молча сидели рядом, по пояс в воде, ощущая, как соприкасаются наши бедра.

— Что это было? — наконец спросил я.

— Мы называем их рыбы-фонарики.

— Я никогда ничего подобного не видел.

— А их почти никто никогда не видит, — ответила она. — Они прячутся.

— Они прекрасны.

— Да.

— И еще они странные.

Эмма улыбнулась.

— С этим я тоже соглашусь.

А потом ее рука скользнула мне на колено, и я не возражал, потому что ее пальцы были теплыми и мне было приятно. Я пытался расслышать внутренний голос, который запретил бы мне целовать ее, но он замолк.

И мы поцеловались. Сладкое слияние наших губ и ласковая битва языков, ощущение ее гладкой кожи под моей ладонью — мое сознание покинули все мысли о том, что правильно, а что неправильно, и я будто позабыл, зачем вообще последовал за ней в это странное место. Мы целовались и целовались, а потом она внезапно отстранилась. Я потянулся за ее лицом. Но она положила руку мне на грудь и мягко, но решительно остановила меня.

— Глупенький, мне надо подышать.

Я засмеялся.

— Дыши.

Эмма взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза. Я ответил на ее взгляд, и наш зрительный контакт был еще более тесным, чем поцелуи. А потом она произнесла:

— Ты должен остаться.

— Остаться, — повторил я.

— Здесь. С нами.

Реальность ее слов заслонила собой магию того, что только что произошло между нами.

— Я хотел бы остаться, но вряд ли это возможно.

— Почему?

Я задумался над ее вопросом. Солнце, веселье, друзья… и постоянно одни и те же, одинаковые в своей идеальности дни. Я понимал, что можно устать от всего, даже от совершенства, если его становится слишком много. Я хорошо помнил, как быстро надоедало моей матери все, что она покупала, как бы сильно ей ни нравилась поначалу приобретаемая вещь.

Но Эмма! Тут была Эмма. Возможно, то, что возникло между нами, является совершенно естественным. Может, я мог бы остаться на какое-то время и любить ее, а потом вернуться домой. Но нет. К тому времени, как я захочу вернуться, будет уже слишком поздно. Она была сиреной, а я должен был устоять.