Окольцованные злом - Феликс Разумовский Страница 5

Тем временем волосатый попытался ударить капитана с правой, но сделал это по-дилетантски, без подготовки и со «звонком». Не отрывая глаз от аппетитных женских ножек, Башуров мгновенно ушел вниз и на выходе очень сильно ударил правой. Противник клацнул расколотыми зубами и сполз на траву бесчувственной массой изо рта его потекла струйка крови, видно здорово прикусил язык.

Молодой человек, совершавший половой акт, быстренько получил прямой правой в основание черепа и, тут же потеряв интерес к происходящему, расслабленно замер на партнерше. Капитан выволок его за рубаху из машины и добавил боковым левой в челюсть, отправив любителя острых половых ощущений в глубокий рауш, а чтобы сегодняшняя наука запомнилась ему надолго, уже лежащего сильно пнул в пах. Затем он снова обернулся к машине и, рассмотрев девицу во всей красе, на мгновение замер: хороша! Ножки от ушей, стройные, животик гладкий, а уж круглая упругая грудь и розовая щель, обрамленная темным треугольником, не могли оставить равнодушным ни одного мужчину.

В это время третий любитель халявных половых ощущений распахнул дверь и, заверещав, бросился бежать. Почувствовав охотничий инстинкт, капитан кинулся следом и, настигнув беглеца уже на краю поляны, решил не глушить, а просто сбить подсечкой. Получилось качественно, как на тренировке. Пропахав физиономией пару метров, парень внезапно вскочил на ноги и, сунув руку в карман, вдруг щелкнул накидышем — пружинным ножом: — Распишу, сука!

Верно говорят — шакал, загнанный в угол, становится тигром. Сильнейшим сметающим ударом подошвой Башуров тут же выбил оружие из его рук, основательно повредив при этом кисть, и, не опуская колена, провел стремительный удар ребром ступни в голень, — в следующий раз неповадно будет.

Раздался хруст костей, следом — дикий, звериный вопль, но разозленный Башуров, взяв юнца на болевой, заставил его скакать на здоровой ноге назад, на поляну, где к тому моменту произошли кое-какие перемены.

Поруганной девицы уже и след простыл, зато неподалеку от «Волги» рассекали тьму фары милицейского «УАЗа», и красноперый сержант со старшиной негромко держали совет — вызывать «скорую» или волочь начинавших приходить в себя в отдел. Появление третьего потерпевшего под конвоем офицера медицинской службы ситуацию только усугубило, и, не мудрствуя лукаво, менты отвезли в районное управление всех — нехай дежурный расхлебывает.

А где-то через час, когда в ожидании представителя военной комендатуры Башуров кропал рапорт о случившемся, произошло нечто, кардинально изменившее всю его дальнейшую жизнь. Откуда-то издалека послышался надрывный вой сирены, зловеще взвизгнули тормоза, и дверь, с грохотом ударившись о стену, распахнулась, пропуская разъяренную мужскую фигуру в штанах с красными лампасами. Дежуривший по управлению майор побледнел, затем пошел фиолетовыми пятнами, наконец вскочил на ноги и неистово заорал:

— Товарищ ген…

Однако «товарищ ген», не обращая ни на кого внимания, с ходу кинулся к «обезьяннику», где, держась за отбитое мужское достоинство, страдал в окружении ассистентов любитель сексуальных утех:

— Эдик, сынок, что он с тобой сделал? — И резко повернув украшенный фуражкой череп, родитель так посмотрел в глаза Башурову, что капитан вновь ощутил себя стоящим рядом с тигриной клеткой.

Год 1990-й. Осень

Охранное предприятие «Рубеж» размещалось в старинном двухэтажном особняке, надежно скрытом от посторонних взглядов трехметровой кирпичной стеной. Неулыбчивый мужик в камуфляже, высунувшийся из стеклянной будки, был немногословен:

— Куда?

— По объявлению.

Башуров нетерпеливо шаркнул ботинком. Получив «добро», он пересек небольшой ухоженный дворик, взбежал по мраморным ступенькам, протянул руку, чтобы позвонить, но тяжеленная дверь с массивной ручкой под бронзу открылась сама, — его уже ждали. Рослый детина в синей куртке с надписью «Секьюрити», с рацией в одной руке и американской полицейской электродубинкой в другой, отконвоировал его в конец коридора, где для ожидающих были предусмотрены удобный кожаный диванчик и журнальный столик, заваленный рекламными проспектами. Однако очереди не было, и, постучав, Башуров очутился в просторном кабинете с белыми стенами, черной офисной мебелью и миловидной девицей за компьютером.

— Барышня, это вам требуются крепкие мужчины до тридцати пяти, инициативные и решительные? — Виктор растянул губы в невеселой улыбке.

— И мне тоже. — Не отрывая взгляда от скачущих по экрану зеленых человечков, секретарша ткнула холеным пальчиком в дверь напротив. — Вам туда.

Башуров снова постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. В помещении, несмотря на работающий кондиционер и солидные размеры, было душно, накурено и тесно. На стеллажах, тянувшихся вдоль оклеенных фотообоями стен, громоздилась всевозможная оргтехника, аудиовидеоаппаратура, какие-то нераспечатанные коробки с бирками «Made in Japan», покрытые толстым слоем пыли. Под ногами огромный, во всю комнату, ковер, на нем большой т-образный стол из черного полированного дерева, вокруг финские кресла из натуральной кожи ярко-зеленого цвета. За столом сидел неопрятный пожилой мужчина, — седина в висках, мешки под глазами. Башуров усмехнулся: потрепан жизнью и пристрастием к дурным привычкам. Рядом в кресле, развалясь, курил еще один, лысый, поджарый, с пустым, немигающим взглядом и выпущенным поверх джинсовой рубахи золотым перевесом в палец толщиной.

С добрым утром, тетя Хая, ай-я-яй,

Вам посылка из Шанхая, ай-я-яй…

Из стоявшего на сейфе «Панасоника» изливался задушевный голос Аркаши Северного, и на мгновение Виктору показалось, что он попал не в офис, а в средней руки забегаловку.

— Раньше чем занимался? — Хозяин кабинета пристально оглядел крепко сбитую фигуру вошедшего, однако присесть не предложил. — Если служил, то в каких войсках?

— Бывший капитан спецназа Пятого управления ГРУ. — Башуров вдруг почувствовал себя проституткой, старающейся продаться подороже, и произнес неожиданно резко: — Уволен за дискредитацию, по мозгам дал кое-кому.

— Ну, так все поют, а потом выясняется в натуре, что бортанули за бухалово, старая тема. — Лысый скривил в ухмылке тонкий рот, сплюнул прямо на ковер, хлебнул что-то из стакана, и стало ясно, что главный здесь он.

— Мне насрать, что другие говорят. — Внезапно Башурову к горлу подступил горький ком, который не проглотить и не выплюнуть, сказались, видно, события последних недель: допросы, протоколы, военный прокурор, паскуда, эх, ребром ладони бы ему по сонной артерии… Посмотрев в белесые глаза собеседника с такой свирепостью, что тот, не выдержав взгляда, отвернулся, он медленно произнес: — Я за свои слова отвечаю, а кто сомневается, пусть прикроет пасть.

Борзый. — Главный вдруг резко поднялся и повернулся к сидевшему за столом седому: — Павел Ильич, ты тут поработай пока с народом, а мы пойдем проверим, так ли уж товарищ крут. Трактор, со мной. — Это относилось уже к развалившемуся в кресле у окна — Виктор его сразу и не заметил — здоровенному коротко стриженому быку с остекленевшим взглядом выпученных глаз, какой бывает обычно у людей, перенесших перелом носа.