Лесная смерть - Брижит Обер Страница 49

Затем она как-то странно откашливается.

— Нынче ночью произошел несчастный случай.

Я ощущаю спазм в желудке.

— Сын Каброля. Жорис.

Жорис Каброль. Я вспомнила его сразу же. Паренек лет двенадцати, слишком маленький для своего возраста. Страстный любитель детективных фильмов. Он частенько бывал у меня в кинотеатре — иногда один, а иногда — с отцом. Его мать уже довольно давно сбежала от семьи с каким-то коммивояжером.

— Упал на железнодорожном пути. И на него наехал поезд, — продолжает Иветта.

«Какой ужас!» — мелькнуло у меня в голове. Но уже секунду спустя я подумала: «Но как такое могло случиться?» Однако Иветта уже принялась расписывать мне все в подробностях:

— Вчера вечером он ходил в кино… Вы, наверное, помните, что его отец работает санитаром — три раза в неделю он дежурит в больнице по ночам. Так что вчера мальчик остался один и пошел смотреть очередной фильм со Сталлоне; а когда возвращался, ему почему-то вдруг взбрело в голову пройти через сортировочную станцию и направиться вдоль железнодорожных путей. Может, он шел прямо по рельсам и потерял равновесие? Как бы там ни было, десятичасовой экспресс шел на полной скорости, когда Жорис вдруг возник перед самым локомотивом. Машинист даже на тормоз нажать не успел; несчастный мальчишка погиб мгновенно! Об этом только что сообщили по радио. Определенно, несчастьям в нашем городе конца и края не видно! Пойду вылью это; скоро вернусь.

Она вышла, а я осталась лежать, чувствуя себя так, словно внезапно и вовсе окаменела.

Чудовище вновь взялось за работу — в этом я уверена. Слишком уж все очевидно. Опять ребенок — на сей раз словно бы случайно изуродованный поездом так, что никто никогда не узнает, какие страдания ему пришлось пережить до этого. Ребенок, ростом намного меньше своих сверстников; убийца вполне мог ошибиться, решив, что он гораздо младше — то бишь принять его за восьмилетнего, ведь, как известно, наш монстр предпочитает мальчиков именно такого возраста. И — опять же как бы случайно — Поль вчера вечером «вынужден» был скитаться по городу. И Жан Гийом — тоже. С какой великой поспешностью оба они бросились разыскивать Элен! Как бы узнать, в котором часу Поль вернулся домой? Ну-ка прикинем: к нам он явился где-то в половине десятого. Гийом вернулся в половине одиннадцатого — как раз в тот момент по телевизору закончился концерт и пустили рекламу. Так что оба они в десять вечера вполне могли быть на вокзале — на машине туда можно добраться минут за пять, если не меньше. Но ни один из них не мог знать, что Жорису вздумается бродить по железнодорожным путям. Разве что… разве что убийца сначала на малой скорости проехал мимо кинотеатра, выбрал в толпе выходящих оттуда зрителей свою будущую жертву, а потом тихонько последовал за ней, выжидая наиболее подходящий момент.

Гийом вернулся промокшим чуть ли не насквозь. Почему? — у него, вроде бы, не было никакой необходимости выходить из машины. А Поль — интересно бы знать: тот тоже промок? Определенно я напала на след и, по-моему, очень близка к разгадке!

Возвращается Иветта; пока она приводит меня в порядок, я по-прежнему продолжаю размышлять.

Звонок в дверь. Явно Рэйбо. Торжественная демонстрация движущейся руки. Искренние поздравления. Рэйбо ощупывает мне пальцы, ладонь, чуть ли не вывихнув мне при этом большой палец.

— Хорошо; просто прекрасно; я очень вами доволен…

Спасибо, шеф!

— Сегодня же поговорю об этом с Комбре. На мой взгляд, это хорошее предзнаменование. Я, конечно, не пророк, но коль скоро частичное восстановление двигательных способностей произошло самопроизвольно… Теперь нужно заставить работать эти пальчики: уверен, они почти готовы уже начать сгибаться! Думаю, можно будет назначить курс электростимуляции… Посмотрим, что у нас получится дальше…

Он сосредоточенно пишет — ручка скрипит по бумаге. Иветта радостно пожимает мне плечо. А я — точь в точь как хорошо выдрессированная собака, способная хоть сто раз подряд с неубывающим восторгом приносить хозяину брошенный мячик — все еще поднимаю и опускаю руку. Интересно: а что такое на самом деле Рэйбо? Может, и он способен убивать детей? А потом вонзать скальпель в их мертвую плоть? Жуткие видения — изуродованные детские трупы — вновь встают у меня перед глазами; сделав над собой усилие, я мысленно задергиваю большой черный занавес, избавляясь от этих, поистине невыносимых, образов, и все свое внимание переключаю на собственные пальцы. Вот так. Дурные мысли уходят прочь.

— Хорошо; о любых изменениях немедленно сообщайте мне. До встречи, — произносит в этот момент Рэйбо.

И уходит.

— Я так счастлива! — говорит Иветта, целуя меня в щеку.

У меня же в голове совсем другое: скорей бы дождаться передачи новостей.

Время еле ползет. Каждую секунду я жду, что вот-вот появится Иссэр, Элен или хоть кто-нибудь еще, но ничего подобного не происходит. Наконец — новости. «Поистине чудовищный несчастный случай… тело смогли опознать лишь благодаря браслету с гравировкой… убитый горем отец… Но что же могло привести Жориса в это, пользующееся дурной славой, местечко, совершенно безлюдное в столь поздний час, да еще в проливной дождь? Машинист поезда пребывает в состоянии, близком к шоку… движение на железной дороге было перекрыто в течение двух часов… А теперь — о погоде: наконец-то грядут солнечные дни!»

Мы едим, пребывая в весьма мрачном настроении. Телячья печень с зеленым горошком. Для меня — в тщательно растолченном и перемешанном виде. Потрясающее лакомство. Я теперь очень хорошо понимаю тех малышей, что воротят нос от еды.

Жорис Каброль. Шестая маленькая жертва безумного убийцы. Да неужели никто даже не подозревает об этом? Или это я начинаю впадать в бредовое состояние?

— Немного солнышка нам совсем не помешает, — бормочет Иветта, убирая со стола.

А вдруг Поль вернулся домой раньше десяти? Ответить на этот вопрос могла бы только Виржини, но никому и в голову не придет задать его ей. А я не в состоянии о чем бы то ни было ее расспрашивать. И почему я в свое время не выбрала себе профессию полицейского? Дивизионный комиссар Элиза Андриоли. Суперспециалист. Интересно, что бы сказал на это Бенуа? Стоило только этому имени — Бенуа — мелькнуть у меня в голове, как из глаз вдруг фонтаном брызнули слезы. И тут же потоками побежали по щекам.

— Что такое? Бедная моя Элиза! Да, я понимаю: это очень тяжело, — успокаивает меня Иветта, промокая мне лицо бумажным носовым платком.

Конечно, со стороны все это выглядит просто смешным, но глупый, бессмысленный рев приносит мне огромное облегчение. И я реву, как белуга — оплакиваю саму себя, Бенуа, то, что с нами случилось — не переставая при этом поднимать и опускать свою несчастную руку. Такое ощущение, будто мне четыре года от роду, и я демонстрирую классический детский номер под названием «птички полетели».

Наконец я перестаю плакать и принимаюсь усиленно сморкаться. Иветта едва успевает вытирать мне нос — на это уходит аж три бумажных платка. А убийца тем временем спокойненько разгуливает на свободе.