Лесная смерть - Брижит Обер Страница 48

— Попытайтесь пошевелить пальцами, — шепчет Гийом.

Пошевелить пальцами? Я сглатываю слюну. Какието голоса у входа в комнату — я их просто не слышу. Я полностью сконцентрировалась на своей руке. На сухожилиях, нервах, маленьких, хорошеньких фалангах пальцев. Потом — очень резко — командую: «Ну-ка, сожмитесь!» Но они и не думают сжиматься.

— Попробуйте еще!

Я стараюсь успокоиться. Наладить дыхание. Потом опять пытаюсь сжать их. Безрезультатно. Лишь легкая боль в среднем пальце. Ну и ладно, подумаешь; раскисать по этому случаю я вовсе не намерена. Моя рука приподнялась — просто невероятно. А с пальцами разберемся потом.

— Я уверен, что очень скоро у вас и это получится, — шепчет Гийом.

Внезапно до моего сознания доходит, что Иветта с кем-то разговаривает — причем этот кто-то говорит очень громко.

— Мне непременно нужно ее отыскать, понимаете?

Я узнаю голос Поля — встревоженный, полный едва сдерживаемого гнева.

— Но я понятия не имею, где она сейчас, — возмущенно отвечает Иветта.

— Что случилось? — поднимаясь с места, спрашивает Гийом.

— Поль с Элен поссорились, и она ушла неизвестно куда, хлопнув дверью.

— Не беспокойтесь понапрасну, она скоро вернется; такое в любой семье иногда случается, — подходя к ним, уверенно произносит Жан Гийом.

— Мне непременно нужно найти ее: она была так взвинчена, да и вообще последнее время с нервами у нее совсем плохо — боюсь, как бы она…

Внезапно он умолкает на полуслове.

— Даже так? — удивляется Гийом.

— Она явно в депрессии, и я сильно обеспокоен за нее, — произносит Поль.

В голове у меня мелькает жуткая мысль: может, он и ее решил отправить на тот свет? «У моей жены была сильная депрессия… в результате чего она бросилась с моста…» Я поднимаю руку.

— В чем дело, Элиза? Вы хотите нам что-то сказать? — спрашивает Гийом.

— Элизе удалось научиться поднимать уже всю руку, — гордо сообщает Иветта.

— Потрясающе, — машинально произносит Поль, которому явно наплевать на мои достижения.

Затем его внезапно осеняет:

— Лиз, может быть, вам известно, где сейчас Элен?

Судя по тону, он готов схватить меня и трясти, как грушу, добиваясь ответа. Однако благодаря своей слегка ожившей руке я обладаю теперь совершенно гениальной возможностью: сказать «нет», едва заметное, но все же — «нет»: слегка покачивая запястьем справа налево.

— Вот черт… Послушайте, если она вам позвонит, скажите ей, что я очень сожалею о том, что произошло, и жду ее дома. А если вдруг зайдет, предложите ей посидеть у вас и сразу же позвоните мне. Пойду домой — Виржини там совсем одна.

И он уходит — так же стремительно, как и пришел.

— Ну и дела! — в один голос восклицают Жан Гийом с Иветтой.

— Элиза, это же просто чудесно! — почти тут же добавляет Иветта.

— Бедняга Элен, — замечает Гийом.

— Надеюсь, она не наделает каких-нибудь глупостей. Я давно уже заметила, что с ней последнее время не все в порядке. Выглядит ужасно. Под глазами — огромные круги.

— Жить с ним, надо полагать — не сахар. Обычно мужчинам свойственно проявлять солидарность по отношению друг к другу, но в данном случае…

— Зато хотя бы у нас все хорошо. Ох, Элиза, дорогая моя, я так рада! Теперь-то уж профессор Комбре наверняка захочет сделать вам операцию!

Твои бы слова да Богу в уши, Иветта. Если б могла, непременно скрестила бы сейчас пальцы на всякий случай. Однако мысль о том, что Элен в данную минуту бродит в одиночестве по пустынным улицам, несколько омрачает мою радость. Мне было бы куда спокойнее, если бы кто-нибудь отправился ее поискать. Словно прочитав мои мысли, Гийом вдруг объявляет:

— Проедусь-ка я немножко по округе — глядишь и отыщу Элен… Так будет спокойнее: в этой жизни всякое может случиться. Я скоро вернусь.

— Да, вы абсолютно правы; хорошая мысль. Езжайте, а я вас подожду.

Жан Гийом уходит. Иветта включает телевизор погромче — как обычно, когда она чем-то озабочена и не имеет охоты болтать. Сидя в полном молчании, мы слушаем, как ведущий эстрадной программы отпускает довольно плоские шутки. Я знаю, что концерт закончится в 22.30. Значит, стрелки часов еще не доползли до этой отметки. Развлекаюсь тем, что поднимаю и опускаю руку — просто так, для себя. Люди быстро привыкают к чудесам. Так быстро, что я почти уже забыла о том, что всего лишь каких-нибудь четверть часа назад эта проклятая рука совершенно меня не слушалась. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Движение отзывается болью по всей руке, но даже это мне нравится. Ощущать боль оттого, что двигаешься — приятно. Приятно отгонять от себя ужасный призрак пролежней и струпьев. Поэтому я беспрестанно еще и приказываю пальцам: «Сгибайтесь; да сгибайтесь же вы, болваны несчастные!» Наверное, им не очень-то нравится, когда их оскорбляют. Ладно; тогда попробуем иначе: «Ну, хорошие мои, постарайтесь же хоть чуть-чуть порадовать свою мамочку…» Как же — плевать они на меня хотели, сволочи неблагодарные; забыли уже те времена, когда я их нежно намыливала, смывая с них грязь, старательно покрывала ногти красным лаком, как погружала их в теплое море, в горячий песок… да, конечно: стирку, мытье посуды, ледяную воду, снег, грязь и всякий мусор тоже со счетов не сбросишь — я хорошо понимаю: они имеют полное право на забастовку! Чувствую себя очень веселой и глупой; ни дать ни взять — полная идиотка: по логике вещей мне сейчас следует беспокоиться об Элен, а я хочу смеяться от радости. Хлопает входная дверь.

— Без толку. На улицах вообще никого нет. Дождь льет как из ведра; в такую погоду хороший хозяин и собаку за дверь не выставит.

— Не трудно представить: вон как вы промокли! Сейчас приготовлю травяной отвар.

С экрана телевизора раздаются оглушительные вопли рекламы. Кто-то убавляет звук. Звонит телефон. Иветта снимает трубку.

— Алло? Ах так; очень хорошо, рада за вас. Спокойной ночи.

Она вешает трубку.

— Это Поль: Элен только что вернулась, — поясняет она. — Мне сразу стало как-то спокойнее.

Мне тоже.

— Ну что ж, значит, все прекрасно, — подводит итог Жан Гийом. — Травяной отвар у вас просто великолепный…

Сегодня утром, едва успев проснуться, первым делом вспомнила о своей руке. А вдруг она опять откажется подниматься? Тут же — с бешено бьющимся сердцем — пытаюсь ее приподнять. И чудо повторяется вновь. Если бы могла — наверное, сплясала бы от радости. Боль в среднем пальце ощущается все отчетливее — такое впечатление, будто он начинает потихоньку сгибаться. Когда появилась Иветта, я вовсю наслаждалась достижениями своей — можно, пожалуй, сказать: «новой» — руки.

— Скоро зайдет Рэйбо. Мне удалось отловить его буквально на лету: он как раз собирался ехать в больницу.