Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек Страница 47

— Вот двадцать евро, зайдешь в «Телепиццу», — объяснил отец. — Можешь пригласить домой кого-нибудь из приятелей и попросить остаться на ночь, чтобы ты не чувствовал себя одиноко, хотя в любой момент ты можешь связаться со мной по мобильнику. Если тебе не нравится мой план, то я могу попросить бабушку с дедушкой забрать тебя к себе, хотя они живут у черта на куличках, и уж не знаю, как ты доберешься утром до школы.

Мальчик не хотел и слышать о втором плане. Из-за того что ему впервые предстояло остаться ночью одному, он неожиданно почувствовал себя взрослым.

Через три с половиной часа двое полицейских прибыли в столицу провинции Алава.

Городские улицы были запружены людьми, всюду висели афиши, извещающие о завтрашнем открытии знаменитого джазового фестиваля. Номер для Пердомо и Вильянуэвы был заказан в отеле «Канцлер Айяла». Там же из-за близости к стадиону «Мендисорроса» разместилось большинство приехавших на фестиваль звезд джаза. К тому же отель находился в двадцати минутах ходьбы от площади Конституции, где располагалось здание консерватории имени Хесуса Гуриди, в которой отец Ане был профессором по классу скрипки.

У стойки администратора Пердомо с Вильянуэвой впервые испытали чувство причастности к славе, когда поняли, что женщина, болтавшая с почтенным темнокожим старцем с седой бородой, — это не кто иная, как Нора Джонс, дочь знаменитого короля ситара Рави Шанкара, сумевшая с помощью всего трех альбомов и горстки хороших песен, в которых акустический поп сочетался с соул и джазом, сравняться по популярности со своим отцом, если не превзойти его. В свои двадцать девять лет Нора Джонс была не только певицей, чьи диски в огромных количествах расходились по всему миру, но и необычайно привлекательной женщиной, индийские черты придавали ее красоте налет экзотики, перед которой невозможно было устоять. Пердомо почувствовал себя едва ли не обманутым из-за того, что Вильянуэва не разразился потоком непристойных шуточек в адрес этой соблазнительной красотки, и изумился собственной тупости, когда до него с опозданием дошло, что старец, кокетничавший с Норой у стойки администратора, тоже был яркой звездой фестиваля Сонни Роллинсом, легендарным тенор-саксофонистом.

Полицейские оставили свои пожитки в номере, и Пердомо отпустил язвительное замечание в адрес министерства внутренних дел, заставляющего двух взрослых мужчин жить в одном номере, как будто они мальчишки из интерната. Вильянуэва, который и заказывал номер, объяснил, что это никак не связано с бюджетными ограничениями, просто в разгар фестиваля все отели переполнены.

— Скажи спасибо, что у каждого из нас своя кровать, — пошутил младший инспектор, — не то нам пришлось бы спать вместе на двуспальной.

Пердомо, не горевший желанием и дальше лицезреть Вильянуэву, сказал:

— Завтра в десять утра у нас назначено свидание в консерватории с отцом Ане. Отсюда до площади Конституции пятнадцать минут пешком. Сейчас я позвоню сыну, узнаю, все ли у него в порядке, а потом пойду поужинать с друзьями. А ты что собираешься делать?

— У меня в городе тоже есть друзья, которых я надеюсь повидать.

— Если вернешься в гостиницу позже меня, не вздумай зажигать свет. Когда меня будят среди ночи, я долго не могу уснуть.

Вильянуэва тут же вышел из номера, а Пердомо, поговорив с Грегорио по телефону, стоявшему возле кровати, и убедившись в том, что дома все в порядке, попросил администратора гостиницы заказать ему столик на одного в ресторане «Эль Порталон», самом известном в Витории. Он солгал своему напарнику, чтобы не проводить с ним больше времени, чем это было необходимо: на самом деле в этом городе он никого не знал.

Ресторан «Эль Порталон» располагался на старом постоялом дворе конца XV века, в самом сердце готической Витории, в конце улицы Коррерия. Своим именем он был обязан гигантским воротам, через которые когда-то въезжали и выезжали повозки и всадники. [15]Там прекрасно кормили, и поговаривали, что звезд мирового джаза, приезжавших на фестиваль на протяжении более чем тридцати лет, влекли сюда не только артистические интересы, но желание отведать сытные блюда из бобов и улиток с грибами, запивая их риохой из местного погреба.

Как только Пердомо оказался в ресторане, он сразу понял — по числу цветных посетителей, сидевших за столиками, — что зал буквально забит музыкантами, приехавшими на фестиваль. К нему подошел метрдотель, проверил заказ и провел его к столику, рядом с которым стоял еще один столик на одного, за которым сидел младший инспектор Вильянуэва. Они улыбнулись друг другу, признав, что оба попались на лжи, и, чтобы не чувствовать себя за ужином совсем уж глупо, Пердомо попросил официанта посадить их вместе.

Оба решили не осложнять себе жизнь и заказали ассорти по разумной цене пятьдесят евро на человека. Вильянуэва, который был гораздо разговорчивее своего шефа, сразу же спросил, что тот думает о главной новости дня: француз, который этим утром приходил к ним в УДЕВ вместе с женщиной, погиб после странного случая с зонтом.

Пердомо, который больше думал о сыне и не смотрел последних новостей, услышав о смерти Люпо, побледнел и потерял дар речи. Каким-то непонятным образом все имевшие дело со скрипкой погибали насильственной смертью. Все, кроме убийцы Ане Ларрасабаль, о котором они не имели ни малейшего представления, хотя кое-какие подозрения возникли по поводу Льедо. Затем, неожиданно вспомнив о другом нераскрытом преступлении, Пердомо спросил напарника:

— Что удалось узнать о покушении на Сальвадора?

Это было сведение счетов, сказал Вильянуэва. Во время работы в отделе по борьбе с наркотиками Сальвадору удалось обезвредить крупную банду наркоторговцев во главе с одним египтянином, который, находясь в тюрьме, приказал его убить.

— Завтра, когда мы будем разговаривать с родителями, — заметил Пердомо, в очередной раз меняя тему, — нам надо будет делать это очень осторожно. Естественно, семья пострадавшего всегда хочет, чтобы убийцу поймали как можно быстрее, но нам не следует вселять в них ложную надежду. Надо им объяснить, что следствие сделало важный шаг вперед, отбросив версию об арабском следе, но в то же время постараться внушить, что выяснение обстоятельств убийства — дело крайне сложное. Если я не ошибаюсь, на расследование того случая в Бургосе, о котором упомянул Гальдон сегодня утром у себя в кабинете, вам потребовалось три года.

— Ты плохо информирован, — ответил Вильянуэва высокомерным тоном. — Расследование застопорилось потому, что поначалу его вели инспекторы судебной полиции Бургоса и зашли в тупик. Когда же дело поступило в УДЕВ, оно сразу сдвинулось с мертвой точки. Ты никогда не работал с Гальдоном, но уверяю тебя: он действует как безупречно отлаженный механизм. Никогда не отдыхает. Ходят легенды, что он не уходит ночевать домой, а спит у себя в кабинете, вися на потолке, как летучая мышь. Пока мы не найдем преступника, он не даст нам вздохнуть.

Настала пауза, но не потому, что они о чем-то размышляли, а потому что сидели с набитыми ртами. Наконец Вильянуэва, у которого левый уголок рта был перепачкан соусом, воскликнул: