День гнева - Йонас Бонниер Страница 44

«Как девушка перед деревенскими посиделками», – подумала она. Эва ненавидела сексизм и рассуждения о мужском превосходстве, но возможность хоть немного побыть слабой женщиной ее радовала.

Домашнее заточение Синдре Форсмана закончилось. Оно затянулось на все лето и захватило начало осени. Эва почти не видела своего пастора. В редких разговорах по телефону Синдре много говорил о самоотверженности Анны, которая вместе с ним и Микаэлой была изолирована от мира в Гренста-горде.

Ночные демоны так изводили Синдре, что каждый день до обеда ему требовалось четыре-пять часов сна на восстановление сил. Большую часть своей работы он выполнял на компьютере, с людьми встречался дома, продолжал проповедовать в церкви, но беседы с членами общины до и после службы сократил до минимума.

Синдре делал это не ради себя, как говорил он сам. Он должен иметь достаточно сил, чтобы защитить Фирцу, поэтому вместе с Анной Андерсон и боролся так за свое здоровье. Кто-то должен был преграждать демонам дорогу к Христовой невесте.

И Эва могла подтвердить, что это работало. Несмотря на отсутствие Петера, который, похоже, совершенно утратил интерес к жене, и недоступность Синдре, осень выдалась не такой уж плохой. В обществе подруг Эва не чувствовала себя одинокой, а теперь вот пришло время покончить и с этим целибатом.

Когда она шла к Флудквистам на первую ноябрьскую встречу пасторов, щеки колол уже зимний мороз. И Эва представляла себе, как будет хрустеть под колесами замерзшая трава, когда они с Синдре свернут вечером на какую-нибудь уединенную лесную тропинку.

Эва скучала по нему, по его теплым рукам, ласкающим ее бедра.

В доме Флудквистов она поймала себя на том, что высматривает пальто Синдре на вешалке в прихожей, и застыдилась.

Он был там. Впоследствии слова, которые говорили на этой встрече, быстро выветрились из головы. В памяти осталось только общее напряжение. Поначалу семеро пасторов – Петер, как обычно, был в рейсе – обсуждали экономические и административные вопросы. Само присутствие Фирцы, которое не было обязательным, стимулировало всех к более активному участию. Пасторы как будто в чем-то конкурировали, и каждый, не отдавая себе в том отчета, стремился доказать, что именно его часть работы во имя Фирцы требует нечеловеческого напряжения сил, тем не менее делается.

Они довольно тесно сидели за видавшим виды кухонным столом при тусклом свете подвесной лампы. Эва ощущала общую нервозность, но не придавала этому большого значения. Так или иначе, пасторские встречи всегда проходили в такой обстановке даже до Фирцы.

Впервые после Пасхи в совещании участвовали и она, и Синдре. Поэтому самое время было поднять кое-какие вопросы самого высшего плана, назревавшие еще с лета.

Слово взял Улле Скуг, единственный за этим столом, кто не без основания считал свое положение незыблемым и не зависящим ни от непрекращающейся борьбы за власть, ни от каких-то там новомодных пророчеств. Как всегда, Улле пах табаком и лесной хвоей. Большие сапоги он не снимал даже в помещении.

– Речь снова пойдет о сроках, – сказал он. – Я знаю, что в этом пункте мы как будто пришли к некоторому соглашению, но произошли кое-какие события, которые могут несколько усложнить картину.

Потом начались бесконечные дебаты на тему даты Судного Дня. В каком именно месяце и году стоит ждать пришествия Иисуса Христа? Синдре был особенно убедителен и многословен. Его отсутствие на предыдущих встречах сейчас осознавалось особенно ярко. Похоже, за лето и осень многие успели подзабыть силу аргументов Синдре Форсмана.

– Ты домой? – поинтересовалась Эва, когда все закончилось.

Они стояли перед домом Флудквистов и смотрели в сторону Гренстакюллена, где каждого ждали своя семья и дети.

– У тебя есть идея получше?

Эва снова застыдилась, почувствовав безудержную радость от того, что он не отверг ее сразу. Интонации, которые она безошибочно ловила в голосе Синдре, означали любовь и ничто другое.

– Могли бы проехаться вместе, если ты не против, – Эва многозначительно улыбнулась.

– Звучит как хорошая идея, – Синдре тоже широко улыбнулся.

Вместе они пошли к ее «Тойоте». Эва и Синдре уезжали с пасторского совещания на одной машине и не видели смысла это скрывать. С тех пор как семья Форсманов появилась в Кнутбю, – за исключением периода изоляции Эвы прошлой весной, – они были неразлучны и являли собой симбиоз, благодаря которому только и стали возможны и пророчества Фирцы, и осознание избранности общины Кнутбю в преддверии Второго Пришествия. Все остальные, кому пришлось возвращаться от Флудквистов пешком, помахали вслед скользнувшей мимо «Тойоте» с зажженными фарами.

Эва выбрала трассу 282 на Эдсбру. В той стороне к озеру Эркен спускалось много уединенных тропок, на каждой из которых можно было припарковаться без помех.

– Я соскучилась по ласкам моего Иисуса, – сказала Эва, не в силах скрыть нетерпения. – Я соскучилась по его ласковым рукам и неземной любви.

Она ехала быстро. Дорога была прямая и видимость хорошая, несмотря на сгустившиеся сумерки. Вечерами здесь было тихо. Даже в сентябре Эве не встречались ни дикие кабаны, ни лоси, а других зверей она не боялась.

– Я соскучилась по тебе, – повторила она.

– Я по тебе тоже, – отозвался Синдре. – Я видел сны, которые можешь истолковать только ты, но не хотел обсуждать это по телефону.

– Да?

– Думаю, для начала нам лучше припарковаться.

– Рассказывай, я найду где.

Еще пару минут Синдре медлил, а потом решил подчиниться.

– Первый был несколько недель назад, – начал он. – Мне снилась Кристина.

Эва смотрела вперед и держалась у самой дорожной разметки, ослепительно белой в свете фар.

– Она снилась мне много раз, но это был особый случай, я понял это сразу. Я видел счастливую Кристину. Она сидела за столом, окруженная незнакомыми мне людьми, пила красное вино и была как будто в центре внимания.

Синдре сделал паузу. Эва вела машину.

– Когда я проснулся, не помнил ни слова из того, что говорили эти люди. Но Кристина точно играла на скрипке, которая во сне выглядела скорее как лютня. Не знаю почему, она выбрала Элвиса Пресли, «Lovemetender». При этом она пела, но без голоса, просто двигала губами.

Синдре рассмеялся. Эва узнавала его манеру выстраивать монолог – сначала всерьез, потом с легкими вкраплениями юмора, чтобы несколько снять напряжение и дать слушателям возможность в расслабленном состоянии разглядеть зерно истины.

Эва с интересом ждала продолжения.

– И тут… – снова начал Синдре, – я уже собирался идти восвояси, оставив счастливую Кристину в компании ее новых друзей, когда вдруг понял, что один из них мне знаком. Точнее, одна… она сидела и пела вместе со всеми, и я точно знал, кто она.