Тоннель - Туве Альстердаль Страница 42

Одиннадцать.

Следом я подумала о том двенадцатилетнем пареньке, который как раз тогда застрял в подземном ходе и не смог выбраться наружу. О предплечье, которое еще не окончательно сформировалось. Худенькое щуплое тельце ребенка.

В последний раз я спускался в туннели еще ребенком… мы, бывало, играли там внизу…

Ощущение нехватки воздуха в этом кабинете.

— Вовсе не факт, что все это правда. Была война… — Хайке села за письменный стол. — Если он приехал сюда сразу после войны, то… в то время по Германии скитались миллионы беженцев, изгнанных из Судетской области и Польши, или те, кто потерял свои дома во время бомбежек. Адреса терялись, все было крайне приблизительно. Я не уверена, что можно полагаться на бумаги того времени.

— А его дочь часто его здесь навещала? — спросила я.

— За много лет — ни разу. Ведь она жила в Англии. Возможно, она не видела его с тех пор, как туда переехала, но тогда я здесь еще не работала. В первый раз она появилась весной… — Заведующая взяла ежедневник и пролистала его. — В конце апреля этого года. Она приезжала тогда несколько раз, и потом еще — в мае…

— Он упомянул имя Юлия. Вы не знаете, кого он имел в виду? И еще Арамис, разве это не один из трех мушкетеров?

Хайке не слушала, роясь в ежедневнике.

— Друзья Ахо, наверное, должны об этом знать, — рассеянно проговорила она, пока ее взгляд был прикован к датам в календаре. — Они давно знакомы. Быть может, они также знали его дочь.

Я мысленно представила себе этих друзей, играющих в туннелях. Как играли все мальчишки в двенадцать лет. Во все времена.

— Вряд ли, — возразила я, — ведь они были еще детьми.

— Да нет же, они знакомы уже много лет, — в голосе заведующей послышалось легкое раздражение. — Эти господа часто приезжают сюда, чтобы навестить его.

Она открыла журнал посещений и показала мне имена.

Курт Леманн.

Удо Кёрнер.

До меня наконец дошло, о чем она говорит.

У Ахо Геллера действительно были друзья. Люди, которые его навещали. Не знаю почему, но это меня удивило. Внутри этих стен одиночество казалось таким сильным, оно, словно невидимая оболочка, обволакивало живущих здесь. Это было место, где человек оказывается вырванным из реальной жизни и всеми забытым, как обычно забывают тех, кого теряют из виду. И следом еще одна мысль: только старые, по-настоящему верные друзья будут продолжать сюда приходить. Папу в последние годы его жизни тоже навещал его единственный друг еще со студенческой скамьи, пока со временем даже он не сдался, не устал или что там происходит с теми, которые не должны и не обязаны.

— Четко, каждую неделю. Статные такие господа и всегда с кексом и чем-нибудь крепким к кофе. Да, это разрешено. Мы часто угощали наших подопечных бокалом вина или ликером по выходным, но прошлой зимой, после того как у одного из них случился инсульт, мы стали позволять им горячительные напитки только раз в месяц, по воскресеньям. На поезде или автобусе сюда, конечно, добираться затруднительно. Поэтому господин Кёрнер приезжает на своей машине.

— Пожалуй, я могла бы им все это рассказать. — Я сняла номер в отеле на две ночи и собиралась уезжать отсюда не раньше послезавтрашнего утра. Одна ночь — мало, две же казались мне целой вечностью. — И потом, мне будет легче ответить на их вопросы, чем вам.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала Хейке и, тепло улыбнувшись, взяла меня за руку и еще раз поблагодарила за визит. — Я знаю, что подобное нелегко.

У ворот я обернулась, чтобы взглянуть на окна верхнего этажа, где жил Ахо Геллер, — высокие, узкие, с горбыльками для стекол, — и снова вспомнила про Юлию Геллер. Или, точнее, руки старика, когда я спросила о ней. Как его пальцы забегали по подлокотникам и следом по открытке, которая лежала у него на коленях, точно пальцы помнили нечто такое, чего сам Ахо Геллер вспомнить не мог. Они словно наигрывали на клавишах пианино.

* * *

На стойке регистрации в отеле «У озера» давали напрокат велосипеды в надежде, что туристы станут разъезжать по округе и восхищаться видами искусственных озер.

Курт Леманн жил в Вельцове, городке, где еще добывали бурый уголь. Я как раз пыталась разобраться в расписании ходивших туда электричек и автобусов, когда вдруг обнаружила, что ехать туда всего ничего — тринадцать километров.

За дополнительную плату в пять евро я приобрела также карту велосипедиста.

Вскоре я уже была за пределами городка и катила по велосипедным дорожкам и проселочным дорогам через поля и деревеньки, мимо пришедших в упадок заводов и фабрик и недавно посаженных лесов, где ровными рядами зеленели молодые деревца.

Среди сосен то здесь, то там попадались поздно цветущие яблони и кусты сирени — следы садов, которые когда-то там были. Одиноко торчащая воротина на заросшем поле, обсаженная могучими липами аллея, ведущая в никуда, — такое ощущение, что все вокруг было каким-то случайным и непостоянным. На длинных отрезках пути я не слышала ничего, кроме шороха шин по асфальту да низкочастотного гула ветряных установок — слабый, зловещий шум, словно предвестник шторма, который вот-вот обрушится.

Первые дождевые капли упали на меня, когда я сворачивала к Вельцову. Паб, в котором Курт Леманн предложил нам встретиться, назывался Kumpelklause — «Ущелье шахтера».

Он сидел возле барной стойки с сигаретой в руке. При взгляде на него я не поверила, что он был первым другом Ахо Геллера, уж больно молодо он выглядел. Ведь вполне логично ожидать, что все старые друзья должны быть ровесниками друг другу. Здесь же — прямая спина, строгий аккуратный костюм и нечто серо-стальное, что не ограничивалось одними лишь волосами и глазами, а сквозило во всем его облике. Должно быть, Курту Леманну было лет семьдесят или шестьдесят пять. Он поймал мой взгляд и затушил сигарету.

— Фрау Острём?

— Можно просто Соня.

— Курт Леманн. Как добрались?

Вежливый обмен учтивыми фразами, рукопожатие. По телефону я сообщила только, что я знакомая дочери Ахо Геллера и что у меня плохие новости.

— Как там старик? — спросил он, когда мы сели. Синие панели из мореного дерева и светлая сосновая мебель — обстановка напоминала шведский кафе-ресторан семидесятых годов. — Надеюсь, ничего серьезного?

Я заверила его, что Ахо Геллер здесь ни при чем, дело касается его дочери. Курт Леманн пожелал узнать все подробности. Он обладал тем, что свойственно некоторым людям и чему невозможно противостоять — способностью добиваться от человека правды.

— Порой забвение может оказаться благословением, — произнес он спустя некоторое время, после того как я рассказала ему об убийстве и о том, что моего мужа забрали на допрос, — способом бегства от настоящего. Как вам показалось, Ахо понял, о чем вы с ним говорили?

— Не знаю. Возможно, он забыл обо всем уже в следующую минуту.