Маленькие испуганные кролики - А. В. Гейджер Страница 42

МЭДДОКС

Я не собирался сегодня выяснять отношения с Элеонорой, но у меня нет выбора. Время пришло. Она только что поймала меня с поличным. Я нахожусь в паре сантиметров от Норы, ее ладонь прижата к моей груди. Не совсем подходящая поза для деловых отношений. Я отпускаю руку Норы. Мой взгляд скользит мимо Элеоноры и останавливается на Риз.

– О, здорово! Ты здесь. Строчной нужно, чтобы ты кое-что посмотрела, – произношу невозмутимо.

– Мне? – Нора смотрит мне в глаза. – О-о-о-о, – говорит она медленно. – Точно. Мне нужно показать Риз одну… одну вещь. – Она отворачивается от меня и, хватая на ходу свой ноутбук, идет к дверям.

Риз игнорирует ее. Она неотрывно смотрит на свою соседку по комнате – та вообще не пошевелилась с тех пор, как они вошли в актовый зал. Но эта ее неподвижность выглядит гораздо более угрожающей, чем любое действие. Наконец Элеонора откидывает голову назад и закатывает глаза.

– Иди, – говорит она Риз. – Нам со Смельчаком надо поговорить.

Я думаю о том же самом.

Мы смотрим друг другу в глаза, стоя напротив в разных концах зала. Она уперла руки в боки. Я выпрямляюсь во весь рост и копирую ее позу. Как только двери за Риз и Норой захлопываются, она лезет в сумочку за очками.

– Что ты делаешь?

– Звоню.

– Элеонора…

– Позвонить маме, – диктует она инструкцию своим очкам, опускает руки и неторопливо подходит ко мне. – Идет набор номера.

Я делаю несколько шагов в ее сторону:

– Элеонора, мы можем поговорить об этом?

Она снимает очки. Смотрит яростно.

– Ты знал, что произойдет. У нас было соглашение, и ты, очевидно, решил его проигнорировать, так что…

– Я ничего не сделал.

Она останавливается у дальнего края платформы, облокотившись на нее. Рюкзак Норы лежит рядом с ней. Она отталкивает его, сморщив нос от отвращения, и кладет на место рюкзака свою дизайнерскую сумочку.

– А мне кажется, все выглядело совсем не так, – говорит она.

Нет смысла спорить. Я больше не пытаюсь как-то сгладить ситуацию. Она хочет позвонить родителям и сказать им, что я ужасный человек? Вперед!

– Может, это мне стоит позвонить твоим родителям? – Я тянусь к своим очкам и надеваю их. – Я уверен, они будут в восторге, услышав, что их драгоценная дочурка решила стать шантажисткой.

Она вздергивает подбородок и смеется своим серебристым смехом. Я не могу поверить, что когда-то находил этот звук привлекательным. Сейчас он заставляет меня только зубами скрипеть.

– Шантаж? – сладко воркует она. – Это сильное слово.

Внешне она выглядит спокойной, но я-то знаю, что творится у нее внутри. В уголках ее рта застыло напряжение. Я блефовал, угрожая позвонить ее родителям.

Ее родители… Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Все это время я полагал, что Элеонорой двигала ревность, но, возможно, это еще не все. Она использует наши фальшивые отношения, чтобы скрыть что-то, о чем ее родители не должны узнать, пока эта программа не закончится.

Очки Элеоноры торчат из сумочки. Я задумчиво смотрю на них. Неужели она действительно собиралась позвонить маме? Если я схвачу ее очки и загляну в них, увижу ли я какие-нибудь признаки звонка? Или все ее разговоры о прекращении моего финансирования были не более чем детсадовской дразнилкой?

Да. Я знаю тебя, Элеонора Уинтроп. Она всегда так делала, когда мы были маленькими. Каждый раз, когда игра в догонялки или в Али-Бабу оборачивалась против нее, она поступала точно так же: угрожала наябедничать первому попавшемуся взрослому. Но никогда не выполняла этих угроз. Не выполняла, если ее противники твердо стояли на своем.

Возможно, я наконец-то нащупал правильный выход. Я использую свое преимущество, тщательно подбирая слова:

– Зачем ты это делаешь? Зачем тебе эти фальшивые отношения? Что ты пытаешься скрыть?

Элеонора игнорирует мой вопрос и натянуто смеется, но взгляд становится суровым.

– Вот что я тебе скажу, – продолжает она так, словно я ничего не говорил. – Я дам тебе еще один шанс. Но не смей даже смотреть в сторону другой девушки до конца программы. Ты понял? – Она стоит, уперев руки в боки. – Особенно во время Фестиваля проектов. Ты будешь стоять рядом со мной, а не с ней. Ты будешь держать за руку меня. Ты обнимешь меня одной рукой. И, черт возьми, это должно выглядеть убедительно!

Вот оно! Как же я мог быть таким бестолковым? Она практически призналась. Ее родители будут присутствовать на Фестивале проектов. Она хочет, чтобы это выглядело убедительно. Дело вовсе не в наших отношениях. Она играет в какую-то запутанную игру со своими родителями. А я? Я всего лишь пешка в этой игре.

Я не могу поверить, что когда-то любил эту девушку. Как далеко она может зайти, какой вред нанести…

– А если я откажусь? – Произнося эти слова, я потихоньку подхожу ближе к ней. – Ты же не собираешься действительно разрушить всю мою жизнь. Ради чего?

Ее лицо остается совершенно спокойным.

– У тебя есть жизнь только потому, что моя семья дала все тебе на блюдечке. А теперь я прошу тебя, – она тычет мне пальцем в грудь, – не шантажирую, а прошу об одной маленькой услуге взамен. Мне кажется, что я прошу не так уж и много.

Я засовываю руки в карманы, чтобы ничего не натворить. Я мог бы удавить ее прямо сейчас, стереть эту фальшивую ангельскую улыбочку с ее фальшивого ангельского личика. С меня хватит. Если у меня и были какие-то сомнения насчет встречи с Норой позже, то теперь они развеялись. Я встречусь с ней. Я опьяню ее поцелуем. Я сделаю все, что захочу. Элеонора может катиться к черту, мне все равно.

– Давай звони своим родителям. Ты расскажешь им свою версию событий, а я расскажу свою.

Элеонора резко опускает взгляд и толкает локтем рюкзак Норы.

– А она и правда того стоит? Ты готов потерять свое место в Уинтропе из-за вот этого?

Я хватаю рюкзак за одну лямку и пытаюсь перекинуть его через плечо. Элеонора держит его с другой стороны.

– Отпусти, – говорю я.

– Нет. Ты отпусти!

Я дергаю рюкзак, но ткань рвется, и я прекращаю тянуть. Где-то лопнул шов. Непонятно, шов на той лямке, за которую держусь я, или на той, которую сжимает в кулаке Элеонора.

Она приподнимает бровь, это меня бесит, и я снова дергаю рюкзак на себя. Так вот к чему мы пришли! С двух лет эта девчонка была центром всей моей жизни. Я думал, с тех пор мы оба повзрослели, но нет. Прожив вместе почти всю жизнь, мы играем в свою последнюю игру на детской площадке. Перетягивание каната.