Тени теней - Алекс Норт Страница 39

В наши дни

Вернувшись в дом, я запер все двери, а потом прислонился к кухонной стойке, глядя в окно на Сумраки и пытаясь обрести контроль над дыханием.

Помимо мух, мелькающих над забором, все вокруг словно застыло.

Теперь в лесу никого не было.

И все же меня всего трясло.

Помню, как тогда, двадцать пять лет назад, проснулся после ночного кошмара, который мне подарили Чарли и его кукла. Я сделал все возможное, чтобы найти этому жуткому сну какое-то рациональное объяснение. Объективно разложить все по полочкам. Естественно, та комната в цокольном этаже мне только приснилась, и Красные Руки – тоже. После испытанного днем напряжения, когда мне пришлось иметь дело с Чарли с его рогаткой, а также коллективным помешательством своих друзей, было бы странно, если б чего-то такого не произошло.

Теперь я пытался делать то же самое.

Отметины на двери вполне могли быть обыкновенным розыгрышем. И у людей есть полное право шляться по окрестным лесам. Наверное, видел я просто бродягу – человека, который живет там, потому что больше жить ему негде. И нет ничего странного в том, что подобный тип и одет соответственно – в потертую и драную армейскую куртку.

Мне очень хотелось в это верить.

Но, хоть сам и не был готов это признать, прямо сейчас я был всерьез испуган. Я мог сколько угодно твердить себе, что просто не было смысла и дальше преследовать этого человека – мол, лес так густ и непроходим, что я, скорее всего, очень быстро потерял бы его из виду, – но как бы разумно это ни звучало, я понимал, что на тот момент мне было не до подобных холодных расчетов.

Нет, вид его буквально поверг меня в ужас.

И я просто стоял там, застыв на месте, вновь ощутив себя пятнадцатилетним подростком.

Вдруг что-то клацнуло у меня за спиной, отчего я вздрогнул. Но этот звук сразу отозвался эхом невинных детских воспоминаний. Просто захлопнулась крышка щели для писем на передней двери. Обернувшись, я увидел, что доставили утреннюю почту.

Выйдя в прихожую, я собрал разлетевшиеся по полу письма – в основном счета и рекламные проспекты. Вначале отложил их в сторонку к остальным, но тут же передумал. Ничего интересного там явно быть не могло, но все равно в какой-то момент ими предстояло заняться, так что отвлечься на что-то обыденное было бы сейчас только кстати – на что-то такое, что опять накрепко приземлило бы меня в реальном мире. Так что я подобрал всю стопку целиком, отнес в гостиную и уселся там на диван.

Моя мать была человеком решительно старой закалки и все еще получала почти все в бумажном виде. Здесь были стандартные квитанции по коммунальным платежам, которые я вскрыл и без интереса просмотрел, а также банковская выписка, которую я решил пока не трогать. Меню из заведений, работающих на вынос, рекламные листовки местных фирм, предлагающих услуги садовников и водопроводчиков…

А еще телефонный счет.

Вскрыв конверт, я лишь выпучил глаза. Это был обычный ежеквартальный счет за использование стационарного телефона с детализацией звонков, но аж на трех листах. Мой взгляд пробежался по длинному списку номеров, на которые звонила моя мать – почти все вызовы здесь были исходящими, – а потом переместился на следующий лист и наконец на последний.

Где-то среди строчек с датами двухмесячной давности я отыскал и свой собственный мобильный номер. Казалось, это было в какие-то незапамятные времена. О чем мы с ней тогда говорили? Я осознал, что не могу припомнить. Да наверняка, как всегда, ни о чем – это был обычный коротенький разговор, который я, несомненно, поспешил поскорее завершить, даже об этом не задумываясь. Мать всегда звонила мне сама, и, похоже, в промежутках между этими нечастыми созво́нками я никогда не испытывал нужду связаться с нею сам.

При этой мысли накатила волна грусти.

«Мне все равно, если ты даже вообще ни разу не подумаешь обо мне».

«Главное, что это я буду о тебе думать».

Поскольку так ведь родители всегда и поступают, верно? Они хотят оградить своих детей от всех возможных неприятностей. Желают им как можно лучшей жизни. И ничего не ожидают взамен. Но, судя по количеству приведенных здесь исходящих вызовов, моя мать испытывала острую нужду поговорить с кем-нибудь, и теперь меня охватило чувство вины за то, что этим кем-то был не я. Что я не вспоминал о ней чаще.

С кем же она общалась?

Я опять вытащил наверх первый лист. В списке значились несколько звонков на номер, в котором я опознал телефон Салли, но остальные мне ни о чем не говорили. Хотя один из них сразу выделялся даже среди столь обширного перечня. Это был какой-то мобильный номер, и хотя моя мать и не названивала по нему каждый день, вызывался он более чем часто. Разговоры были совершенно разной продолжительности и имели место в разное время суток, часто посреди ночи. Я совершенно не представлял, кто это мог быть, хотя чего удивляться-то? Увы, о жизни своей матери я давно уже не имел ни малейшего представления.

Наверное, было еще не поздно это исправить.

Вытащив свой собственный мобильник, я набрал этот номер. Гудки шли чуть ли не целую вечность, прежде чем переключиться на безликий механический голос автоответчика, предложивший мне оставить голосовое сообщение. Я не стал этого делать. Просто сбросил звонок и попробовал через минуту набрать тот же номер – может, у того, кому он принадлежал, просто не было в тот момент возможности ответить…

На сей раз вообще никаких гудков – сразу последовало уведомление, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Нажав на «отбой», я хмуро уставился на мобильник. Тот, кто находился на другом конце линии, решил, что не хочет отвечать, и просто выключил телефон. Вряд ли ситуацию можно было трактовать как-то по-другому, хотя я совершенно не представлял, какие из этого сделать выводы.

Я немного посидел в растерянности.

И тут мой мобильник вдруг зазвонил – внезапный удар звука и вибрации у меня в руке. Я глянул на экран, ожидая увидеть там тот самый номер, но звонила Салли.

– Алло?

– Это насчет вашей матери, – сказала она мне. – Она проснулась. И спрашивает вас.

* * *

Всю дорогу до хосписа я гнал как сумасшедший. В том, что сообщила мне Салли, вроде не было никакой срочности – ничего не подсказывало, что мне нужно поскорей добраться туда, пока еще не слишком поздно, – но все равно. Мать проснулась и первым делом спросила меня, а я был достаточно хорошо знаком с фазами ее сна, чтобы упустить это открывшееся наконец «окошко». После долгих лет, отмеченных в основном молчанием между нами, казалось, что надо так о многом ее расспросить.

Поставив машину, я выбрался из нее и нашел Салли, которая уже ожидала меня за приемной стойкой. Я зарегистрировался, и мы быстро двинулись к лестнице.