Я сделаю это для нас - Федор Анич Страница 38

— Что значит «Трафарения ВОГ»? — не понял я. — Это марка одежды?

— Нет, трафарения — это заболевание. А WOG — аббревиатура, и как предполагал Виви, она расшифровывается как «Work of God», то есть «Работа Бога». Я думаю, пришло время рассказать о событиях, которые бросили камень позора в твою семью, дорогой мой. Ты помнишь девяносто девятый год, когда твой отец и Виви сильно разругались? Я помню, что Виви и твой отец решили, что никто не должен знать правды. Тогда же наша помолвка была расторгнута, но не мной, как это было заявлено всем и поддержано мной, а твоим дорогим дядей. Я любила его всем сердцем… Ты ведь знаешь, что он был моим единственным мужчиной?..

* * *

В 1996 году Натали Камердинофф была девушкой Наташей, дочкой владельца нефтяной вышки в Нефтеюганске. Они с мамой жили в Москве, в то время как отец, Игорь Станиславович, жил на два города — в Нефтеюганске была вышка, а в Москве семья. Он никак не желал перевозить семью в Нефтеюганск, холодный и опасный город в 96-м году. Неделями он пропадал там, а потом три-четыре дня жил дома. Наташа почти не видела отца, но тогда эпоха мобильных телефонов уже вызрела, и семья Камердиновых обзавелась сотовыми в числе первых. Дочь и отец постоянно были на связи, а вот мама Наташи с одиночеством мириться никак не хотела и в скором времени завела себе любовника. Долгое время связь удавалось скрыть, хотя если это стало очевидно для Наташи, тогда двадцатичетырехлетней, то и до Игоря Станиславовича дошло. Камердиновы развелись тихо и без шума.

Возник вопрос, где будет жить Наташа. Отец настаивал, чтобы она переехала в Европу и начала учиться на кого-нибудь, но Наташа не хотела повторить бесполезную, по ее мнению, судьбу подруги Полины, которая колесила по миру и собирала предметы искусства, и поступила на второе высшее образование на юридический факультет МГУ. Первое, экономическое образование предопределило ее специализацию — налоговое право. Наташе нравилось учиться, а на третьем курсе она познакомилась с Владимиром Даниловым, начинающим писателем. Он был душой компании и балагуром, любил выпить с друзьями и всячески развлекал всех окружающих. Наташенька, девочка послушная и правильная до глубины души (даже в разводе родителей она была на стороне отца), долгое время никак не хотела даже мысли допустить, что она будет вместе с Вовой, таким ветреным и, как ей казалось, совершенно не приспособленным для полноценной жизни вдвоем. Но ее подруги — Полина и Ира — уверяли, что Вова из хорошей семьи, и его брат Саша, с которым встречалась Ира, показательный пример состоятельности отпрысков Даниловых.

Так или иначе Наташенька согласилась и окунулась в любовь с головой. Она всегда так делала — если бралась за дело, то тщательно и скрупулезно. Первым делом она отвела Вову в кожно-венерический диспансер, где молодого человека проверили от и до и выдали справку, что он здоров. И только после этого Наташа разрешила себя поцеловать.

Их роман длился год, и за это время Наташа поняла, что на Вову можно положиться. Он оказался не таким ветреным и безбашенным, каким казался ей раньше. Он был внимательным, добрым и чутким; у нее ни разу не закралось даже тени сомнения в его верности. Еще через год Вова сделал ей предложение, и она согласилась. Свадьбу назначили на весну 1999 года, но с условием. И Вова, и Наташа договорились, что перед свадьбой они сделают генетическую экспертизу на предрасположенность к пороку генов.

— Это была моя идея, — сказала Натали. — Перед Новым годом мы сделали анализ, и выяснилось, что у Вовы трафарения. Редкое генетическое заболевание. В те годы механизм работы этого порока гена был не изучен, да и сейчас нет точного описания этого заболевания… Я даже не знаю, болезнь это или нет, но излечить это невозможно.

— Стойте! Какой генетический порок? О чем вы говорите? — не понял я.

Натали посмотрела на меня с сожалением.

— Я вижу, ты запутался. Если ты помнишь, летом девяносто девятого года Виви не был с вами летом на даче именно потому, что Саша и Виви разругались.

— Да, я помню, что отец сказал, что дядя Вова совершил какой-то страшный поступок, кинувший тень на всю нашу семью. Насколько я понял, этот поступок был совершен не в девяносто девятом, а годом ранее?

— Не совсем годом — буквально за несколько дней до нового, тысяча девятьсот девяносто девятого года. Всем объявили, что Виви… изнасиловал меня. Дорогой мой, неужели ты и вправду думаешь, что дядя Вова мог меня изнасиловать? Конечно нет, эту легенду придумали для того, чтобы не придавать огласке ту страшную, по мнению Саши, правду о вашей семье. Собственно, пока легенда изобреталась, пока мы все пытались сжиться с этой страшной новостью, которая открылась, наступило лето. Ты увидел лишь закат той истории, но все случилось именно в девяносто восьмом году, вернее, мы все узнали той зимой.

— Узнали что?

— Что Вова не родной брат Саши. Саша сдал анализы на трафарению, и у него этого гена обнаружено не было. Врачи-диагносты, которых мы обошли просто тучу, в один голос утверждали, что трафарения передается от отца к детям. Генетический тест на родство подтвердил, что Саша и Вова единоутробные братья, но не единокровные. Представляешь, какой это удар по вашей патриархальной семье?..

Я был ошеломлен. Почему мне никто не сказал? Почему я не знал? Господи, я всю жизнь думал, что дядя Вова ошибся, оступился, совершил преступление, за которое Натали его простила, но расторгла помолвку. А оказывается, дело было совершенно не в этом. И не было никакого изнасилования.

— Но почему мне не сказали? — спросил я.

— Потому что это ужасно, так считал твой отец, — ответила Натали. — К тому моменту более старших членов семьи не было, а мы были так молоды и глупы… Мы общались с Вовой очень редко, а когда я переехала в Лондон, мы стали даже ближе. Но никогда не были вместе.

— Я не понимаю, — сказала Лили, — что мешало вам быть вместе?

— Мне ничего не мешало, — ответила Натали. — Это мешало Вове. Трафарения. Он боялся иметь детей, потому что у них могли возникнуть проблемы со здоровьем… Проблемы с внешностью с вероятностью девяносто девять процентов.

— Он считал, что вы имеете право на детей, — догадался я. Это очень похоже на дядю. — А поскольку его дети будут нездоровы из-за болезни, то лучше вам найти другого мужчину.

— Да, — ответила Натали. В ее глазах стояли слезы. — И мои слова, что если мы не можем иметь детей, значит, мы не будем их иметь, оставались лишь словами в его голове. Он ждал, когда я встречу мужчину, которого полюблю сильнее, чем его, и стану женой, рожу детей… Но случилось, как я и предполагала. Я всегда любила только его. А он считал, что не имеет права разрушать мою жизнь, не понимая, что сам разрушил ее.

На этой ноте мы закончили разговор. Натали было сложно говорить об этом. Наверняка все это уже переболело и истлело, со смертью дяди Вовы навсегда кануло в прошлое и, встрепыхнувшись в последний раз, снова поранило давно зажившую рану.

Прощаясь и унося с собой экземпляр рукописи, Натали сказала с легкой улыбкой: