Тропик ночи - Майкл Грубер Страница 37

17 сентября, Лагос

Служба в церкви Святого Марка Англиканского ультрачинная. В процессии участвуют священник, дьяконы, мальчики-служки (девочек нет), все в белом облачении. Читали текст из Евангелия от Иоанна об исцелении слепорожденного, проповедь была о чудесах. Священник, худой как скелет, напоминал изображения на коптских фресках. В прошлом году неистовствующие толпы мусульман сожгли 163 церкви. Конгрегации решили проводить службы прямо в развалинах, в дождливый сезон. Но в воскресенье светило солнце. В течение следующих шести дней непрерывно лил дождь, а воскресенье опять было солнечным. Так продолжалось четырнадцать недель, пока конгрегации не возвели крыши над храмами. Теперь мусульмане оставили церкви в покое. Правдива ли эта история? Может быть. Это же Африка.

Потом мы пили чай в апартаментах миссис Бэсси в отеле и позволили себе расслабиться, устроившись вполне уютно. Комната — почти повторение таких, как в Борнмуте. Хотела бы я стать британкой, чтобы от всей души наслаждаться этим уютом.

Переодеваться к обеду в джунглях… Ох уж эти британцы!

Возможны ли между нами непринужденные отношения? Я нервничаю в обществе пожилых женщин, мне куда легче в обществе пожилых мужчин. Но мне, как ни странно, было по-настоящему легко именно с этой женщиной в ее нелепой, ужасной комнате, здесь, в сердце Африки.

Литтел и Вашингтон смеются над этой женщиной у нее за спиной, считают ее кривлякой, пережитком колониализма. Их извиняет молодость и негритюд американского происхождения. У. ее просто не переносит и жестоко передразнивает за глаза.

Миссис Бэсси тоже его не жалует. За чаем со сдобными булочками с кремом (как только она смогла испечь их в Лагосе? Но булочки очень вкусные!) она заговаривает о нас. Ни для кого в доме не секрет, что мы с У. не ладим. В замешательстве я проговариваюсь, но излагаю лишь эпизод с украденным оборудованием и рассказываю о поведении У. в связи с этим. Сказала, что он еще не обжился в Африке, что я его люблю и что чувствую виноватой себя.

Миссис Бэсси посмотрела на меня с жалостью. Девочка моя, он нехороший человек. Здесь, как вы понимаете, не буш, [50]вы не девушка, за которую заплатили выкуп, вы христианка, и у вас есть собственные деньги. Укажите ему на дверь! На вашем месте я поступила бы именно так, да я так и поступила, попав в подобное положение, а у меня не было таких денег, как у вас.

Я выслушала историю о мистере Б., о его лени, пьянстве, о его дружках, его кражах из отеля. Когда он начал обирать постояльцев, ему был дан пинок под зад.

Мы обнялись на прощание, я едва удержалась, чтобы не расплакаться как девчонка.

Позже у нас был воскресный обед. Обычно к нам в таких случаях приходят гости. Сегодня вечером это были некий Брайан Бэннерс и его жена Мелани; он историк искусства, она антрополог. Оба со Среднего Запада, оба крупные, розовые и белокурые. Брайан купил на базаре небольшую статуэтку. Он принес ее с собой и показал всем. Это был топор Огуна: тонкая рукоятка эбенового дерева из трех соединенных фигурок, а сверху приделано треугольное железное лезвие. Грир сказал, что вещь недурная, а Бэннерс спросил, подлинная ли она. Все зависит от того, что понимать под определением «подлинная», ответил Грир. Это резьба иките из района Квара, но Бэннерс на самом деле желал знать, старинная она или новая. Вопрос неправомерен по отношению к африканскому искусству, возразил Грир. Старина — фетиш европейцев. Африканцы не фетишизируют старину по той причине, что в Африке органические материалы недолговечны. Старые маски и статуи разрушаются, и кланы резчиков изготавливают новые. В каждой такой вещи важен ее дух, называемый аше, духовная энергия, и не важно, изготовлена вещь сто лет назад или в прошлую среду.

Этот разговор вызвал целую дискуссию об искусстве и его значении в жизни человечества. Я время от времени поглядывала на У., полагая, что его должно живо заинтересовать хотя бы то, что говорят об искусстве Африки, да и сам он мог бы многое сказать, но он сидел со скучающим видом, а на столе перед ним выстроились в ряд пять пустых бутылок из-под легкого пива. Я подумала было, наверное, мне следует вести себя как Мелани, подойти к нему и сказать что-нибудь ласковое, но я не сделала этого. Я впервые за последнее время радовалась жизни, ум мой ожил, как при М., и я отвернулась.

В следующий раз я посмотрела на У., когда он и Соронму вдруг разразились громким смехом. Разговор оборвался, все хотели услышать, что насмешило этих двоих. Как выяснилось, причиной смеха стали попытки белых людей понять Африку. Я взглянула на Грира и заметила, что благодушия у него поубавилось. Он сделал несколько остроумных замечаний и пригласил У. и Олу принять участие в дискуссии. Нет, босс, бросил У., нам, ниггерам, веселее будет на улице, ваш высокопарный вздор не для наших умов. И они с Олой удалились, пошатываясь и пересмеиваясь.

Третий час ночи, а его все нет. Я не знаю, что мне делать. Я знаю, он любит меня, в этом я не могу ошибиться.