Дочерь Божья - Льюис Пэрдью Страница 36

— «Большой чай» — привычка, к которой я пристрастился студентом Оксфорда, — объяснил Браун, накладывая себе на тарелку съестное. — Мне кажется, вполне достойный способ после тяжелых трудовых будней совместить благочестивое с приятным.

Морген промычал в ответ что-то нечленораздельное, подошел к сервизу, встал справа от Брауна и молча налил себе чаю с лимоном. Каждый положил себе на тарелку еды.

— Присядем? — спросил Браун, жестом приглашая священника к одному краю стола. Морген кивнул и молча сел на предложенное место. Браун расположился напротив. Оба помолчали, разглядывая друг друга.

— Возможно, вы не догадываетесь о цели моего приглашения.

Морген догадывался, но решил оставить свое мнение при себе. Взглянул на кассетный магнитофон, стоявший на столе, и микрофон рядом с ним. Кардинал сделал еще глоток из чашки и поставил ее на стол.

— Я хотел бы, чтобы вы поделились подробностями вашей жизни в Альт-Аусзее, — сказал Браун, — расскажите мне о том дне…

— О том дне, когда я чуть не умер?

Браун кивнул.

— Но я уже рассказывал эту историю, — сказал Морген без капли раздражения, — дважды. Людям из КДВ и трибуналу… два Асессора назад.

— Я знаю, — мягко ответил Браун, — но я надеялся, что вы припомните еще какие-то детали. Детали, которые… быть может, с тех пор пришли вам на память.

— Нервные клетки тяжело восстанавливаются, — улыбнулся Морген. — Некоторые говорят, что не восстанавливаются и вовсе. Я приучил себя жить с ограничениями, которые принес тот день. И улучшений памяти не замечаю.

— Ну, быть может, можно надеяться на чудо. Вы, кстати, еще в них верите?

— Конечно верю, — ответил Морген, — каждый свой вздох я считаю чудом.

— Тогда давайте посмотрим, что нам посчастливится припомнить сегодня, — сказал Браун и включил магнитофон.

— Как вам будет угодно, Ваше Преосвященство, — сказал Морген, подавив вздох. — Рассвет окрасил все кроваво-красным, когда я дошел лишь до середины озера, — начал он рассказ. — Я надеялся перебраться по льду до противоположного берега — Альт-Ауссерзее — до восхода солнца, но снег был очень глубоким. Более трех часов я бежал от эсэсовцев, зная, что они вот-вот меня настигнут. Это как в страшном сне — бежишь от поезда, но твои ноги еле двигаются, как в замедленной съемке, и поезд медленно, с адским лязгом настигает тебя.

Браун изобразил на лице сочувствие:

— Надеюсь, этот кошмар вас больше не тревожит?

Морген вгляделся на миг в лицо кардинала, пытаясь понять, насколько тот искренен.

— По крайней мере, я больше не просыпаюсь от собственных криков.

Браун кивнул:

— Так что же произошло с вами в то утро?

— Я бежал. Я молился. Прочел 23-й псалом бесчисленное количество раз. — Морген подождал ответной реакции, но, так и не дождавшись, продолжил: — Я бежал всю дорогу от «Зальцбергверк» — соляной копи у горы Хаберсам. Я видел реликвию в заброшенной шахте. Проник внутрь. Эсэсовцы на входе решили, что я один из тех священников, которые работают на Третий рейх. Они разрешили мне посмотреть на плащаницу. — Лицо Моргена стало отрешенно-мечтательным. — Я прикасался к ней. — Священник победно взглянул на кардинала. — Я в самом деле держал его собственными руками — золотой ларец, усыпанный сверкающими драгоценными камнями. Я видел, что хранилось внутри ларца, прочел все документы, пролежавшие там почти два тысячелетия. Я до сих пор не могу поверить, что своими руками держал то, что почти двадцать столетий уничтожало Пап, свергало правительства, создавало и разрушало империи. Каждый день, когда я об этом думал — а я, можете поверить, думал об этом каждый день, Ваше Преосвященство, — я никак не мог понять, каким образом настолько святая вещь может приносить столько зла. Люди шли на подкуп, убийство, ложь и воровство во Имя Божие. Даже Папа Пий XII вынужден был молчать по поводу зверств гитлеровского рейха.

— Мы сейчас не об этом, — напомнил Браун.

Кроткая улыбка Моргена едва скрывала его ярость. Праведный гнев кипел в его груди, прорываясь сквозь страх, его нервы были натянуты как струны. Эти нечестивцы посмели творить такие вещи с его Церковью во имя его Бога! Отец Морген смотрел перед собой затуманенным взглядом, четче припоминая детали.

— Они шли за мной, спускались с холмов Фискендорфа, — продолжил Морген. — Я уже различал слабые точки их электрических фонарей. Я малость приободрился — похоже было, что их меньше. Но потом я услышал голоса и понял, что они меня почти нагнали.

Браун взмахом ладони прервал Моргена:

— Расскажите все, что сможете припомнить о немцах в деревне — когда они пришли, любые имена, что сможете вспомнить. Я знаю, вы вспоминали тот день на озере настолько подробно, насколько это вообще возможно, но даже самая незначительная новая деталь может оказаться очень полезной для нас.

Морген кивнул, сделал глоток чаю и задумчиво посмотрел на люстру, вспоминая ушедшие подробности.

— Сперва нацисты появились в Альт-Аусзее небольшой группой и очень тайно. Гитлер побродил по холмам неподалеку от городка и пообедал в таверне с местными. Он даже приобрел участок бесполезной земли у горы Хаберсам, где не было ничего, кроме глубокой заброшенной соляной шахты, уходившей очень глубоко. Потом пришла война, и нацисты нагрянули с целой армией. Нас, местных жителей, всех выгнали с территории, прилегающей к этой соляной шахте у горы Хаберсам. Эсэсовцы построили там казармы на двести пятьдесят человек; им запрещалось выходить за пределы лагеря и вести любые разговоры с посторонними. Провиант и личный состав возили через город только в закрытых грузовиках. Через аэропорт в Бад-Аусзее прибывали какие-то шишки и носились по городу в длинных черных машинах со шторками на окнах, чтобы их никто не опознал. Перед Рождеством 1941 года поползли слухи, что сюда снова лично приезжал Гитлер… Конечно, все были рады, что эсэсовцы заняты лишь собой. Но это не мешало строить самые дикие догадки о том, чем они занимались в штольнях под горой. Многие любопытные подходили к самому краю запретной зоны, но смогли разглядеть лишь гарнизон, стоящий на альпийском лугу и охраняющий вход в ничем не примечательную соляную шахту… Одни считали, что здесь готовят тайное убежище для высших военных чинов на случай, если война пойдет не в пользу рейха. Другие утверждали, что там — секретная лаборатория, где Гитлер готовит свое обещанное «оружие возмездия». Остальные версии были довольно бледны по сравнению с этими. Холодные алебастрово-белые коридоры «Зальцбергверка» были достаточно глубоки, чтобы выдержать удары из любого известного оружия. Штольни были устойчивыми, обвалов никогда не случалось, температура и влажность держались на одном уровне, что создавало комфортные условия для человека. Короче, идеальное место, чтобы спрятать кого-нибудь или что-нибудь.

Морген допил чай и благодарно посмотрел на кардинала, который налил ему еще чашку.

— Благодарю, — сказал Морген. Браун кивнул.