Последний дом на Никчемной улице - Катриона Уорд Страница 36

Когда приходит Оливия, мы устраиваемся на диване перед телевизором и смотрим монстр-траки. Она меня немного беспокоит. Судя по виду, нервничает и сама на себя не похожа. От этого я чувствую себя не в своей тарелке. Оливия всегда в полном порядке. Ведь кошкам так и положено, правда? Они не задерживаются надолго на чем-то одном.

Вполне возможно, я все это сам напридумывал, потому что сегодня очень тоскую без Лорен. Знаю, что там, где она сейчас, ей лучше, но разлука с собственным ребенком любому родителю дается ой как нелегко. Я зову ее, но она в наказание мне не отвечает. Мне от этого больно – сердце словно сжимают тиски, и оно готово в любой момент лопнуть.

После той истории с соседкой я все еще хожу в расстроенных чувствах. Скорее всего сразу друзьями мы бы не стали, но мне подумалось, что попытаться было можно. Интересно, а как бы она выглядела в платье? В чем-нибудь воздушном, развевающемся на ходу у лодыжек. Пожалуй что, в голубом. Но я сидел в баре и ждал ее, а она не пришла. Выглядел полным идиотом. В целом же поиски друга продвигаются не лучшим образом.

Первой звук слышит Оливия и тут же скрывается под диваном. Мне требуется еще один миг, чтобы понять. Это уже не из телевизора, он заполоняет собой весь дом. Сюда приближаются мощные двигатели. Экскаваторы? Трактора? Рокот слишком близко. Что им здесь надо? На этом конце улицы только два дома, а за ними лес. Но они все надвигаются, ближе и ближе. Я подхожу, заглядываю в дырочку и смотрю, как они с ревом проносятся мимо. Их огромные челюсти покрыты коркой земли. Они не останавливаются и мимо дома направляются в лес. Из кабины выпрыгивает человек и снимает с ворот цепь. В его поведении присутствует какая-то мерзкая официальность. Он распахивает ворота, в которые тут же въезжают машины. Затем экскаватор с бульдозером с тем же одышливым ревом прокладывают себе путь по лесной тропе.

Выбегая в дверь, я настолько огорчен, что чуть не забываю закрыть ее за собой на три замка (хотя в действительности все же помню). На тротуаре вместе с другими соседями стоит та самая женщина, которую я приглашал в бар. Они смотрят, как бульдозер с экскаватором исчезают за стеной деревьев, увозя с собой свой адский рев.

– Что происходит? – спрашиваю я ее. Меня охватывает такая тревога, что на какой-то миг я даже забываю, как грубо она со мной обошлась. – Им туда нельзя. Это природный заповедник. Он под защитой.

– Они оборудуют на тропе новые зоны отдыха, – отвечает она. – Для пикников. Сами понимаете, больше туристов, больше любителей природы. Кстати, сегодня утром я по ошибке забрала вашу почту. Если хотите, могу чуть позже ее вам принести.

Не обращая на нее никакого внимания, я бегу в лес, ориентируясь на зубодробительный грохот моторов. А когда вижу их, начинаю издали за ними наблюдать. Примерно через милю они сворачивают с тропы и крушат подлесок. С треском поддаются молодые побеги. Для меня это то же самое как слышать детский крик. От места, где они кромсают землю, до той самой поляны нет и трехсот футов. Сегодня им до нее не добраться, но вот завтра… Какой-то человек в ярко-оранжевой куртке поворачивается и смотрит на меня. Я дружелюбно поднимаю руку, затем поворачиваюсь и ухожу, стараясь выглядеть нормальным человеком. Но даже когда отхожу достаточно далеко, чтобы они не могли меня видеть, еще долго слышу их рев. Челюсти, перемалывающие лес.

Теперь остается только кусать локти. А ведь я знал – боги слишком долго покоились на той поляне. Сознательно или нет, но их там многие чувствуют. Они притягивают к себе людей, будто на ниточке. Не могу сказать, что у меня до конца зажила рука. Хотя, думаю, все же стала лучше. Синяки сошли. Так или иначе, но времени у меня больше нет. Сегодня ночью их надо перенести на другое место.

День будто замер, у меня такое ощущение, что до захода солнца проходит несколько лет. Но оно наконец, все же закатывается за горизонт, полосуя небо багровыми порезами.

Даже в благодатной тьме лес больше не кажется мне моим. Экскаватор с бульдозером, равно как и подготовленную ими площадку, я нюхом чую задолго до того, как вижу перед собой перепаханную черную землю и кровь убитых деревьев. Машины спокойно стоят среди руин, как огромные желтые жуки. Мне хочется их расколотить. Я об этом уже думал. Перекись водорода в топливный бак сослужила бы хорошую службу, но одновременно с этим нанесла бы ущерб лесу, а этого я не хочу.

На поляне я оглядываю белые деревья. Как же мне тоскливо. Хороший был дом для богов. Но если они здесь останутся, их рано или поздно найдут. В чем-то другом я, может, и не так умен, но отлично осознаю, что про богов никто не поймет.

Снимаю с плеча лопату, открываю сумку с инструментами и начинаю копать. Они захоронены мной в священном порядке в пятнадцати различных местах. Расположение каждого из них горит в моем мозгу созвездием. Этого мне никогда не забыть.

Я аккуратно смахиваю грязь с круглой поверхности первого из них. Боги кормят землю. Я припадаю ухом и слушаю. Голосом, напоминающим дождь, бог нашептывает тайны. «Ты в моем сердце», – едва слышно говорю я.

Затем аккуратно засовываю его в мешок для мусора, кладу в рюкзак и перехожу к следующему захоронению. Оно расположено чуть к востоку, под похожим на палец камнем. Этот бог очень хрупкий. Я откладываю в сторону лопату и осторожно разгребаю землю руками. Он закопан совсем не глубоко. Мне нравится время от времени выкапывать его и смотреть. Я развязываю пластиковый пакет. В моих руках лежит платье, темно-серое в тусклом свете луны. Как же мне хотелось бы еще раз взглянуть на него при солнечном свете и увидеть его подлинный цвет – темную лазурь океана, каким его изображают на картинах. Но днем, конечно же, этого делать нельзя. Я вытираю о джинсы руки и поглаживаю ткань. И рассказ платья слышу кончиками своих пальцев. Каждый бог хранит собственные воспоминания, от каждого из них в моей душе рождаются другие чувства. У меня блестят глаза, им словно стало тесно в глазницах. При виде этого бога я печалюсь, но вместе с тем испытываю зуд, что-то вроде возбуждения. «Ты в моем сердце», – шепчу я, однако слова звучат слишком громко. Затем слева, ближе к середине поляны, приходит черед косметички. С нею стараюсь покончить как можно быстрее. В ней полно всяких блестящих штучек, а ее голос ассоциируется с уксусом или крапивой.

Я все копаю и копаю, и каждый новый бог заполняет окрестности своим голосом. «Ты в моем сердце», – снова и снова шепчу я. Мне каждый раз приходится проходить через все это вновь и вновь: сначала сотворять богов, потом скорбеть.

Наконец поляна пуста. Я весь дрожу. Теперь они все в моем сердце, а рюкзак изрядно отяжелел. На этом этапе я всегда чувствую себя так, будто сейчас лопну. Засыпаю ямки и разбрасываю по земле всякий мусор, чтобы казалось, будто здесь побывали кролики или, может, сурки. Ничего такого, лишь природа, жизнь которой идет своим чередом. Я тихонько подхватываю рюкзак.

Мы забираемся дальше в лес. К западу деревья упираются в озеро, поэтому я двигаюсь в другом направлении. Даже сейчас, после всех этих лет, у меня нет никакого желания приближаться к озеру.