Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва Страница 34

– Вам это известно как факт?

– Абсолютно. Аугустус Рольфе открыл свыше двухсот номерных счетов для германских евреев. – Якоби перевернул две-три страницы из папки. – На этом факты кончаются и начинаются слухи. В конце тридцатых годов в Цюрих начинают приезжать агенты гестапо. Они ищут деньги евреев, которые были выкачаны из Германии и положены в швейцарские банки. Судя по слухам, Рольфе в нарушение швейцарских банковских законов сотрудничал с агентами гестапо и сообщил им о существовании в его банке номерных счетов, принадлежавших евреям.

– Зачем он это сделал?

– Хотите знать мою теорию?

– Конечно.

– Так как он знал, что лежавшие у него деньги нескольких евреев – это ничто по сравнению с богатствами, которые ждут его, если он будет сотрудничать с нацистской Германией.

– А есть доказательство того, что он на это шел?

– Безусловно, – сказал Якоби, вскинув брови выше края очков. – Факт, что Аугустус Рольфе в течение войны часто ездил в нацистскую Германию.

– А с кем он там встречался?

– Это неизвестно, но его поездки вызвали достаточно удивления, так что после войны было проведено расследование деятельности Рольфе.

– И что дало это расследование?

– Ровно ничего. Рольфе растворился в цюрихском банковском мире, о нем слышно не было, пока неделю назад некто не зашел в его виллу на Цюрихберге и не выстрелил ему в голову. – Якоби закрыл папку и посмотрел на Габриеля: – Не хотите теперь вы продолжить рассказ, мистер Аллон?

* * *

Когда Габриель умолк, профессор Якоби долго полировал стекла своих очков толстым концом галстука. Затем он сдвинул очки на лоб и налил себе еще кофе.

– Похоже, что вы столкнулись с великим заговором молчания.

– Что вы имеете в виду?

– Когда имеешь дело со Швейцарией, мистер Аллон, лучше всего помнить одно. Швейцария – это не настоящая страна. Это бизнес, и живет она по законам бизнеса. Это бизнес, который все время обороняется. Так было семь сотен лет.

– Какое это имеет отношение к убийству Рольфе?

– В Швейцарии есть люди, которые немало потеряют, если будут вытащены на свет грехи прошлого и отстойники Банхофштрассе будут промыты, как они того заслуживают. Эти люди являются невидимым правительством, и к ним нельзя легкомысленно относиться, потому-то я и живу здесь, а не в Лозанне. Если вы решите продолжать в этом разбираться, я советую соблюдать осторожность.

Через десять минут Габриель спускался по лестнице с экземпляром «Мифа» под мышкой. Он на минуту приостановился в вестибюле и прочел то, что профессор нацарапал на титульном листе:

«Берегитесь цюрихских гномов… Эмиль Якоби».

* * *

В таком виде Габриель был запечатлен с помощью цифровой камеры дальнего действия мужчиной, который стоял у окна многоквартирного дома на противоположной стороне улицы. Часом раньше он сфотографировал прибытие Габриеля. В фотографиях не было необходимости – они были просто профессиональной добавкой. Вся беседа Аллона с Эмилем Якоби была уловлена парой чувствительных передатчиков, которые этот мужчина установил в квартире профессора полгода назад. Аллон пошел прочь, и наблюдатель, творческая натура, нащелкал еще несколько снимков. Затем он сел перед своим проигрывателем и прослушал пленку. Через полчаса упорного труда он завершил подробную запись встречи. Еще десять минут он проверял запись, затем закодировал отчет и отослал его по надежно защищенной электронной почте в Цюрих вместе с фотографиями Аллона.

Через тридцать секунд эта информация появилась на экране Герхардта Петерсона, который тотчас снял телефонную трубку и попросил о срочной встрече с герром Гесслером. Герхардт Петерсон не любил Эмиля Якоби, не любил его и герр Гесслер. Крестовый поход, предпринятый Якоби в одиночку против финансовой олигархии Швейцарии, стал утомительным и дорогостоящим. Оба решили, что пора разобраться с въедливым профессором.

На следующее утро, прежде чем уехать на работу, Герхардт Петерсон позвонил по телефону из своего уединенного кабинета. Разговор продолжался не более двух минут. Судьба Эмиля Якоби, нечистой совести Швейцарии, была решена с помощью перевода двухсот тысяч долларов в Женеву, на номерной счет, принадлежащий Антону Орсати. Герхардт Петерсон счел это очень правильным.