Дурная кровь - Лиза Марклунд Страница 3

– Убийством Жозефины.

Берит подняла от компьютера глаза и сняла очки.

– Лето, когда Швеция была банановой республикой. Тогда жара стояла как в печке, у нас инфляция скакнула до небес, и мы очень хорошо играли в футбол.

– Пятнадцать лет назад, – поддержала разговор Анника. – Первая статья за моей подписью.

Берит снова надела очки и вернулась к язвительному замечанию в адрес Розы, Анника тем временем вытащила на экран исходный материал.

В течение весны читателям предоставили возможность проголосовать по поводу того, о каких исторических преступлениях они хотели бы еще прочитать (это называлось интерактивностью и было девизом нового времени). И сейчас Анника пожинала плоды той акции, в принципе затеянной ею самой, когда она с удивлением обнаружила, что многие громкие старые дела, по которым ей в свое время пришлось делать статьи и видеосюжеты, в большинстве своем положительно встреченные читателями и зрителями и поспособствовавшие увеличению тиражей, не забыты и по-прежнему популярны. Телевидение драматизировало их и отслеживало судьбы участников событий, все газеты посвящали им приложения, известные писатели публиковали документальные романы о старых делах. И поэтому ей показалось интересным обратиться к каким-то из них снова.

Она просмотрела подробности преступления, которое назвали «СЕКСУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО НА КЛАДБИЩЕ».

Девятнадцатилетнюю Жозефину Лильеберг жарким субботним утром нашли голой и задушенной за надгробием. Это преступление так и осталось нераскрытым.

Анника кликнула по портрету девушки, сделанному после выпускных экзаменов в школе, – белая шапочка на белокурых волосах, блестящие глаза. Она работала стриптизершей в порноклубе «Студия шесть». Анника, по ее собственному мнению, знала, кто убил беднягу: Йоахим, парень Жозефины, владевший заведением. Клуб давно приказал долго жить, но Йоахим еще существовал где-то в этом мире, вероятно, в теневой его части, где ему, скользкому типу со змеиными глазками, и было место.

Берит вздохнула и посмотрела на часы.

– Похоже, мне придется оставить бедную костлявую Розу в покое до лучших времен, – сказала она и закрыла ноутбук.

– Пойдешь в суд?

Берит отслеживала судебный процесс в отношении владельца фирмы по торговле лесом Ивара Берглунда, которого газеты наградили прозвищем Дровосек и чье дело уже вторую неделю рассматривалось в Стокгольмском суде.

– Сегодня в качестве свидетеля должны допросить полицейского, арестовавшего его. Ты не в курсе, какое отношение Берглунд имеет к избитому в районе Солсидан политику?

Анника уложила волосы в узел на затылке.

Случай выглядел далеко не самым простым. Одинокого пятидесятипятилетнего мужчину из местечка Видсель в Норботтене обвиняли в жестоком убийстве бродяги в Наке год назад. Анника написала статьи, которые привели к его аресту. Она также первой сообщила новость о его задержании, благодаря чему «Квельспрессен» в тот вечер победила в войне за тираж. Затем она написала еще серию больших статей об этом человеке, снимала его дом и хозяйственные помещения, ознакомилась со всеми доступными годовыми отчетами его фирмы, поговорила с клиентами и соседями – короче говоря, создала то, что на газетном языке называлось «Документальной драмой».

– Это Нина Хофман поймала его, – сказала Анника. – Нина рассказала мне подробности, и пусть мы не можем посвящать в это публику, она уверена, что убийство бродяги и нанесение тяжких телесных повреждений Ингемару Лербергу дело рук одного и того же человека. Данные преступления разделяют всего несколько дней, и оба случая многое связывает.

– Ничто в обвинении не указывает на эту связь, – заметила Берит.

– Все так, – согласилась Анника. – Но убитый бродяга числился владельцем испанских фирм Норы Лерберг. На месте убийства в Наке полиция обнаружила детский рисунок, выполненный примерно такими же мелками, какие нашли у детей Лерберга. И насилие было из той же серии. Это, конечно, не доказательства, но вряд ли случайность. Оба события, скорее всего, связаны.

– Улики против Берглунда слабые, – сделала вывод Берит. – Интересно будет посмотреть, удастся ли им добиться его осуждения.

– Ты видела пожелания Патрика в семи крестах? – спросила Анника.

Предварительный заголовок во внутренней сети газеты кричал:

«ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ ДРОВОСЕКА – он подрабатывал палачом»

Анника снова открыла версию с семью крестами. Там хватало других новостей, запланированных на этот вечер. Приближался Национальный день Швеции, и как следствие возник вопрос, сможет ли принцесса Мадлен добраться домой через Атлантику и принять участие в праздничных мероприятиях в Скансене вместе с королевской семьей. И все под заголовком «МАДЛЕН ИЗМЕНЯЕТ ШВЕДСКОМУ НАРОДУ», словно вся нация сидела, затаив дыхание, в ожидании, что младшее королевское чадо покинет свою квартиру на Манхэттене и натянет на себя не слишком идущий ему национальный костюм. Также предполагалось, что некая спортивная звезда выскажется о возможном допинговом скандале, прогнозировалась страшная жара, и, судя по последним опросам общественного мнения, правительство могло проиграть в результате осенних выборов в риксдаг.

– Анника, ты не возьмешь на себя природный катаклизм? – навис над ней Патрик.

Она бросила взгляд на дисплей мобильного телефона.

– Мне очень жаль, но я должна спешить на встречу с прокурором.

Шеф новостей театрально застонал и повернулся на каблуках, он очень хорошо знал, что ее освободили от работы с новостями, но кто она такая, чтобы упрекать его за такую попытку?

Андерс Шюман окинул взглядом редакцию, стараясь не обращать внимания на неприятное ощущение в животе. За стеклянной стеной у стола выпускающего редактора новостей Патрик Нильссон разговаривал по двум мобильным телефонам одновременно, Хёландер бойко печатал следующую статью о принцессе Мадлен, Анника Бенгтзон шла к выходу с сумкой на плече, вентиляторы компьютеров заставляли воздух дрожать.

Сценарий был ему до боли знаком и одновременно неописуемо чужд, и скоро все должно было закончиться.

Он снова тяжело откинулся на спинку кресла, потянулся за бумагой, лежавшей сверху на ближайшей к нему стопке ей подобных, – за протоколом пятничной встречи правления. Она произошла 29 мая, и эта дата могла войти в историю. День, когда начало конца стало фактом. Эра Гутенберга закончилось, печатное слово полностью исчерпало себя.

Он поднялся и встал так близко к стене, что стекло сразу же запотело от его дыхания, а какой еще у него оставался выход?

Почти сто лет шведская журналистика активно поддерживала провозглашенный социал-демократами принцип построения в Швеции «общества всеобщего благосостояния», осуществляя обратную связь между властью и гражданами, в ту пору, когда для одних наступали черные дни, туго приходилось и другим. Однако исследователи средств массовой информации еще двадцать лет назад утверждали, что «1990 год можно рассматривать в качестве конца целой эпохи, как для национального государства благоденствия, так и для его журналистики».