Проигравший выбирает смерть - Сергей Бакшеев Страница 29

– А где они? – спросил Есенин про родителей, стойко загораживая порог.

– Как? А ты с ними не встретился? Они же тебя поехали встречать! Вдвоем. Неужели разминулись? – всплеснула руками соседка. – Вот незадача.

– Бывает, – недовольно пробурчал Есенин. – Скоро, значит, будут.

– Ой! А на дороге-то составы, говорят, столкнулись.

– Пассажирские? – напрягся Есенин.

– Не, два товарняка. Спьяну, наверное. Но пока разгребут завал да рельсы починят… Хорошо, что ты успел проскочить. На каком приехал?

– Да, хорошо, – согласился Есенин, игнорируя вопрос. Ему действительно стало спокойнее, что не пострадал пассажирский поезд. – Я здесь поживу несколько дней, – Есенин мучительно вспоминал имя-отчество соседки, но никак не мог вспомнить. – Отдохнуть надо после всего, отлежаться. Может, и выходить никуда не буду. Понимаете?

– Понимаю, Володя, понимаю. Исхудал, не с курорта, чай, – соседка осеклась. – Ну, ты, Володя, отдыхай. Я пойду, более тревожить не буду.

Есенин дождался, когда соседка прикроет калитку, и вернулся на кухню. Ныш невозмутимо жрал все подряд и пил водку, найденную в шкафчике. Осунувшаяся, потухшая Нина, прижав грязного медвежонка с оторванной лапой, тускло и неподвижно глядела на еду. После прыжка с поезда она слышала ужасающий грохот столкнувшихся составов. Где-то там среди обломков ей мерещилось растерзанное тело любимого Тихона. Остальное она воспринимала как в тумане и делала все машинально.

– Садись, Есенин, – Ныш плеснул водку в стаканы. – И ты давай! – Ныш придвинул водку девушке. – Это для аппетита – первое дело.

Нина безропотно взяла, глотнула, поперхнулась, а когда прокашлялась, накинулась на еду.

– Вот так, Ромашка. Молодец! – подбадривал развеселившийся Ныш.

– Сидеть тихо! Свет не включать! – хмуро скомандовал Есенин. – Вас не должны здесь заметить. Утром сваливаем.

Он выпил, закусил и вышел в комнату родителей. Есенину нужны были деньги. Зависеть в этом вопросе от Ныша было унизительно. Он знал, где мать хранит сбережения. «Гробовые, – говорила она, пряча целлофановый пакетик под матрас. – Помрет кто из нас, тебе, Вова, тратиться не придется». Есенин нашел пакет, отсчитал несколько купюр и решил написать записку, чтобы мать не думала, что ее обокрали.

Отвыкшая рука с трудом выводила слова: «Мать, это я взял. Не переживай! Через неделю верну с лихвой». Он подумал и подписался: «Твой Вовка». Свернутый тетрадный листок вместе с деньгами вернулся на место под матрас.

В дверях он столкнулся с Нышем.

– Не колобродь, следи за девчонкой, раз взял ее с собой, – рявкнул Есенин.

– А я местечко приглядываю, где ее завалить.

– Сюда не суйся.

Они вернулись на кухню. Ели молча. Ныш напивался и багровыми глазами из-под колышущихся сальных волос смотрел на Нину. Та нашла где-то нитку с иголкой и старательно пришивала медвежонку оторванную лапу. Губы девушки осторожно улыбались.

Вечерело. Сумерки закрасили светло-серой мутью квадратики оконных стекол. Есенин скрипнул расшатанным стулом и встал:

– Я за инструментом.

Он вышел во двор и отпер дверь в сарай, где в тайнике хранился полный комплект отмычек.

Этого момента уже давно ждал Заколов.

Тихон притаился под окном дома Есенина и напряженно вслушивался в неясные звуки за стеклом. Он уже заглядывал внутрь и видел Нину. Потерянный вид девушки вселял тревогу, но главное, что она жива и невредима. На этот раз безрассудно врываться в дом, как в кабину локомотива, Тихон не решался. Бандитов двое, у одного из них пистолет, ножом его не испугаешь. Да и пускать в ход холодное оружие в планы Заколова не входило. Он ждал подходящего момента для атаки.

Вот внутри послышались шаги, за углом скрипнула дверь. Заколов юркнул за смородиновый куст и затаился. Есенин пересек дворик, обернулся из-за плеча и вошел в небольшой сарай.

Вот и наступил тот самый момент. Бандиты разделились. Дверь в дом открыта. С кого начать?

Тихон переместился к входу в сарай, приложил ухо к шершавым доскам. В руке он сжимал большой нож.