Женское время, или Война полов - Эдуард Тополь Страница 29

— Вообще Шварц не хотел служить ни КГБ, ни советской власти. Но без этого никакой прикладной наукой в СССР заниматься было нельзя…

Тридцатилетний толстяк Журавин, одетый в потертые джинсы, кроссовки и кожаную куртку поверх майки «харлей-дэвидсон», говорил неохотно и как бы примериваясь, нужно ли ему вообще говорить с этим человеком, который явился на свидание вместо Вернохлебова. Однако пришедший подкупил его несколькими вещами: во-первых, он сразу протянул Стасу «моторолу» и сказал: «Вот, пожалуйста, вы прямо сейчас звоните Вернохлебову в отель, он лежит у себя в номере с расстройством желудка. Точнее, не лежит, а… ну, вы понимаете. Но я его помощник, и вы можете доверять мне, как ему: вот та „шумовая авторучка“, о которой вы говорили с Пашутиным». И он действительно не только предъявил Стасу простую на вид авторучку, но открыл ее и показал встроенный в нее миниатюрный глушитель радиоволн, подавляющий все возможности подслушивания их разговора. А в-третьих, он был не моложе шестидесяти, похож на любимого Стасом с детства актера Владимира Басова и — одноруким. Сутулость, солидный возраст и пустой правый рукав, заправленный в карман серого пиджака, делали его совершенно безопасным. Сунув авторучку в верхний кармашек своего пиджака, он сказал: «Между прочим, Вернохлебова все равно сопровождали бы агенты ЦРУ, и еще неизвестно, спасла бы вас от них эта авторучка или нет. Впрочем, я вас не принуждаю. Если вы не хотите со мной разговаривать, я уйду».

И это все решило. Стас покрутил рукой в воздухе и сказал: «Ладно! Пошли!» И двинулся в глубь рыбного рынка.

— Но у Шварца была куча гениальных идей! — говорил он, постепенно увлекаясь своим рассказом. — Каждая из них сделала бы его на Западе миллионером, а он жил в бетонной высотке на Алтуфьевском шоссе, ездил на работу в метро и еще двумя автобусами, и по дороге каждый алкаш считал своим долгом высказаться по поводу его еврейского носа…

Журавин разлаписто, как все толстяки, шагал вдоль извилистых рядов оптовых торговцев рыбой, водорослями и прочими дарами моря, а однорукий следовал за ним и слушал вежливо, но без признаков особого интереса, словно выполнял работу, не имеющую отношения к его прямым обязанностям. Что вынуждало Стаса говорить еще горячее, активнее:

— Нет, правда! Весь наш факультет знал, что Шварц гений, но ВАК не утверждал его докторскую диссертацию, а партком МГУ — его профессорское звание. И.о. профессора, и.о. доцента, и.о. заведующего кафедрой биохимии. В конце концов ему надоело быть тихим евреем, исполняющим чьи-то обязанности. И он выдумал эту простую комбинацию с видеодоносом в КГБ…

Тут Журавин снова искоса глянул на однорукого, словно проверяя, заинтересовался ли тот наконец его рассказом, но однорукий, казалось, был поглощен тем, что видел вокруг, — всей этой диковинной морской живностью, которую каждый день тоннами привозят в Нью-Йорк со всего света.

— Вы рыбак? — нервно спросил Журавин.

— Ага, — улыбнулся старик.

— А! Ну, тогда понятно…

Действительно, рыбаку тут было на что подивиться. Здесь было все, что только можно выловить в Мировом океане: целые проспекты лотков с влажными, на льду, исполинскими морскими окунями, золотой макрелью, электрическими сомами, зубастыми карпами, дунайскими лососями, темными муренами, немецкими осетрами, обыкновенными гладкими акулами, дельфиновыми акулами-носачами, японскими пилоносами, скатами, каймановыми щуками, навагами, карасями, миногами, угрями, кефалью и еще сотней всевозможных рыб и рыбоподобных чудищ. Здесь были улицы крабов, креветок, лобстеров, лангустов, омаров, сельдевых анчоусов, речных раков, океанских спрутов, кальмаров, устриц, гребешков и бокоплавов. И здесь были переулки морских и океанских водорослей, губок, актиний, ежей, звезд, лилий, полипов. Все это, казалось, еще дышало и сочилось океанской влагой и йодом, жило памятью о своем многоцветном подводном царстве и разглядывало наш надводный мир круглыми перламутровыми глазами. Плечистые продавцы в мокрых брезентовых передниках, высоких резиновых сапогах и таких же резиновых рукавицах постоянно добавляли лед в лотки и в ящики, омывали свой товар из коротких шлангов и ждали сведений с биржевого аукциона, который каждое утро устанавливает тут цену на рыбу.