Манхэттен по Фрейду - Люк Босси Страница 27

— Умоляю, остановитесь, — прервал его Фрейд. — Я хотел бы избежать рассказа in extenso [9]о ваших любовных забавах!

— Знаете, — сказал обиженный Юнг, — именно из-за того, что мы избегаем обсуждения главного, собрания нашего Общества психоанализа стали такими скучными.

Фрейд испепелил его взглядом.

— И мне не так повезло, как вам, — добавил Юнг. — Я не провожу все послеобеденное время с самой красивой сиротой на Манхэттене.

Удар попал в цель.

— Зовите вашу Анну, — вздохнул Фрейд. — Когда она найдет нам гида, пройдемся по Бродвею. По дороге у вас будет время, чтобы объяснить мне, вследствие какого бессознательного импульса вы увлеклись женщиной, которую зовут так же, как одну из моих дочерей…

— Сто восемьдесят семь метров в высоту. Выше, чем пирамида Хеопса. Выше, чем Мемориал Вашингтона. Выше, чем шпили Кёльнского собора!

— Выше, чем Эйфелева башня?

— Нет, доктор Фрейд, но Эйфелева басня бесполезна. Она красива, но не движет вперед прогресс.

Близнецы Джон и Брайен Флагг, племянники архитектора Эрнста Флагга, по проекту которого был построен небоскреб Зингера, и друзья Анны Лендис, оказались приятными молодыми людьми. Они беспрестанно улыбались «великим венским докторам мозга», как назвал накануне Фрейда и Юнга иллюстрированный журнал «Харперс базар».

Младший, Брайен Флагг, шепелявил.

Маленькая группа шла пешком от самой гостиницы и теперь оказалась в нескольких сотнях метров от небоскреба. Отсюда Фрейд и Юнг уже могли восхититься его сорока семью величественными этажами.

— Ну вот и башня Певца, — сказал Юнг, взглянув на Фрейда.

Джон и Брайен переглянулись. Джон набрался смелости и решил поправить доктора.

— «Зингер» — это название компании, — сказал он.

— Свейные масынки, знаете? — добавил Брайен.

— Разумеется, но мой коллега имел в виду другое, — ответил Фрейд.

Братья Флагг непонимающе пожали плечами, но переспрашивать не стали. Подойдя к подножию небоскреба, все одновременно подняли глаза. Башня стремительно взмывала над соседними зданиями, накрытыми ее тенью, и исчезала в головокружительной выси: купол и шпиль были скрыты облаками.

— Фасад выполнен во французском стиле, — восторженно объяснял Джон. — Наш дядя учился в парижской Школе искусств!

Фрейд поморщился. Он пока не составил своего мнения об этом здании. Небоскреб Зингера сильно отличался от окружающих зданий. Он казался одиноким, безразличным к чужому мнению. Красивый — да, но неприятный.

— А вы сто думаете, доктор? — спросил Брайен.

— Я нахожу его… немного изолированным, — ответил Фрейд.

— Небоскребы и не долзны стоять слиском близко друг к другу, — назидательно произнес Брайен.

— Иначе люди на улицах не увидят солнца, — добавил Джон. — Муниципальный совет собирается выдвинуть закон об этом на голосование.

Они вошли в роскошный, просторный вестибюль. Лабиринт квадратных колонн с бронзовыми украшениями, над ними — множество стеклянных куполов, сквозь которые лился ослепительный свет, стены и пол из разноцветного мрамора. Юнг присвистнул и с восхищением произнес:

— Настоящий гимн швейному искусству…

В центре холла за мраморным столом сидел охранник, огромный как Будда, и Фрейду показалось, что он дал обет никогда не подниматься со стула.

— Это мы вам звонили, — сказал охраннику Джон. — Мы поднимемся на смотровой балкон.

Коридор, по которому спокойно прошел бы полк солдат, привел их к трем большим лифтам. Двери центрального лифта раздвинулись, и появился лакей в красной ливрее.

— На какой этаж? — спросил он.

— Сороковой, пожалуйста, — ответил Джон.

Лифт начал подниматься так быстро, что Фрейд почувствовал возрастающее давление на барабанные перепонки. К счастью, кабина вскоре плавно замедлила ход и остановилась. Лакей подмигнул:

— Только без глупостей там, наверху…

Группа вышла из лифта. Фрейд с любопытством спросил Джона:

— Что он имел в виду?

— Он намекал на то, что за последние месяцы несколько человек прыгнули со смотровой площадки вниз. Небоскреб уже прозвали «Пиком самоубийц».

— Этого боялись и в день открытия, — подхватил Брайен. — Но дядя сказал, сто нельзя из-за глупости нескольких теловек лисать сястья всех остальных.

Джон толкнул тяжелую металлическую дверь в конце коридора. Все прищурились от яркого света. Перед ними расстилалась панорама Манхэттена. Город напоминал огромную стройку. На Уолл-стрит недостроенные здания росли как грибы после дождя. Десятки парусных, паровых, колесных кораблей рассекали зеленую, ровную как зеркало, гладь реки Гудзон.

— Великолепный вид для самоубийцы, — заметил Юнг.

— Согласен, — проговорил Фрейд задумчиво.

— Не думайте об этом, — недовольно сказал Джон. — Есть тысячи других способов покончить жизнь самоубийством. Небоскребы созданы не для этого.

— Представьте лутте новейсые технологии, позволивсые создать такой вид, — сказал Брайен.

— Чтобы построить Зингер-билдинг, — сообщил Джон, — наш дядя выкопал самый глубокий в мире котлован под фундамент.

— А почва Манхэттена это позволяет? — спросил Юнг.

— Остров состоит из гранита, твердого и прочного. Это гарантирует устойчивость постройки. Но рыть надо глубоко. Дядя применил кессоны при закладке фундамента. Это революционное изобретение не позволяет воде проникать в подвалы.

— Под башней проходит горизонт грунтовых вод? — осведомился Фрейд.

— Да, на небольшой глубине, — кивнул Джон.

— Туда можно спуститься?

— Нет, насколько нам известно.

— А в канализацию?

Братья Флагг изумленно переглянулись, и Джон ответил:

— Канализация проложена внутри стен. Но можно попасть в насосный зал.

— В насосный зал?

— Мощности муниципальных насосов не хватает, чтобы поднимать воду на верхние этажи. Поэтому у небоскреба есть собственная насосная система, забирающая воду из канализации.

— Скажите, а в день открытия посетителей пускали в насосный зал? — спросил Фрейд.

— Да, он был открыт для всех желающих.

— Я бы хотел взглянуть.

Джон и Брайен решили больше ничему не удивляться. Они спустились вниз, в подвалы. Братья Флагг провели гостей сквозь несколько залов с огромными трубами. Бетонные стены сочились влагой, кое-где виднелся зеленоватый мох, Юнг указал на тараканов, прятавшихся в трещине. Фрейду казалось, что в любую минуту его может раздавить громада из камня и стали. Здесь было сыро как в парижских катакомбах, куда он спускался в молодости. Там хранилось более пяти миллионов выбеленных временем скелетов.