День, когда мы будем вместе - Юрий Никитин Страница 26

Шел уже четвертый день моего пребывания в доме отдыха эльфов. Хотя сам я не был эльфом, законные его обитатели не чурались меня. От них я получил подтверждение, что содержится дом на средства международного благотворительного фонда, основателем которого был один богатый эльф, то есть, швед, при жизни страдавший синдромом Уильямса. Недавно он скончался, оставив фонду половину своего немалого состояния – к великой радости жены и двух несовершеннолетних детей. Знал ли благотворитель, ч е м, помимо прочего, занимаются в обители радости? Еще как знал! Он и кучу денег оставил только для того, чтобы его однажды под Рождество р е к о н с т р у и р о в а л и. Он бы им вообще все оставил, но на пути встал закон. Собственно, люди были в большинстве своем одеты по-людски, а трусы с помочами и короткие юбочки носили, похоже, служители – так, для антуража и оживляжа, если уж говорить по-французски. Русских, кроме профессора и майора-патриота, я более не встречал. Много было англоязычной публики, и «well, well, well» неслось отовсюду.

Накануне вечером меня вновь посетил Антип – ясный сокол. Он долго ходил вокруг да около, но в нужный момент начал задавать нужные вопросы. Прежде всего он спросил, знаком ли я с некоторыми деликатными моментами нашего джентльменского соглашения, особенно в той его части, которая касается системы оплаты. Я ответил, что знаком, если речь идет о завещании в пользу благотворительного фонда в том случае, если результат меня вполне удовлетворит. Об этом мне еще в Москве рассказал один представитель сексуальных меньшинств, добравшийся и до несчастных эльфов. Мы с ним еще разошлись во мнении относительно возраста Мика Джеггера.

– То есть, вы понимаете, что пока вы живы – здоровы, вы нам ничего не платите?

– Не только понимаю, но и скорблю душой за вас, – сказал я. – Что если я вдруг окажусь долгожителем, уеду в горы, стану есть кисело мляко, брошу пить – не возникнет ли у вас желания столкнуть меня с горы, выдав это за несчастный случай?

Он обиделся, стал нервно ходить по гостиной, хвататься за голову, говорить через равномерные промежутки «ну это финал»… Я вскоре прервал его стенания и доходчиво объяснил, что подписание такого завещания в предложенных условиях равнозначно подписанию смертного приговора самому себе. Называйте сумму, поторгуемся. Он сказал, что не уполномочен решать самостоятельно подобные вопросы, и что ответ даст завтра, то есть, сегодня.

– Вы ведь одиноки, вам, по сути, некому и завещать, – утвердительно заявил он.

– Отчего же, – возразил я, – у меня есть друг, Вовочка – божий человек, он не побрезгует и моей мелочишкой.

– Не такая уж у вас и мелочишка, – сказал Антип. – Ваши банковские счета превышают семьсот тысяч долларов, вы по-прежнему неплохо играете на бирже, да и картин у вас в мастерской, по вашим же словам, еще достаточно – как ни крути, а на миллион долларов вы тянете.

Уходил он расстроенный, и мне было жаль его хотя бы потому, что он так лихо сосчитал мои деньги, причем бесплатно и без калькулятора. Признаться, магическая цифра в один миллион долларов применительно к самому себе никогда не посещала меня. Впрочем, он прилично загнул в своих расчетах: на бирже я больше не играл, картин на двести пятьдесят тысяч долларов у меня не было, и потом я много пил и преимущественно дорогих напитков! Шутка развеселила меня и напомнила о последнем джоннином братце, который уже непозволительно состарился и, вероятно, с трудом передвигался. Так оно и оказалось. Парень совсем дошел, лежа в темноте и затхлости спортивной сумки, и от свежего воздуха у него закружилась голова: на радости он заполнил собой почти две трети стакана.

Когда ты сидишь на просторной террасе, держа в руке емкость с первоклассным напитком, и смотришь одномоментно на море и лес, то лучшей ситуации для раздумий трудно и представить. А подумать мне было о чем. Первой на очереди стояла дума, а не махнуть ли мне рукой на всю эту сомнительную затею? Я не верил ни в их воскресение, ни в их реконструкцию – тогда для чего я здесь? Чтобы мне намекали о моем возможном вкладе в кончину Агнешки? Так я и сам все тридцать лет корил себя этим. И освобождать меня от этого чувства не стоило.

Мои раздумья были прерваны звонком в дверь. Пришел Антиб-б Деревянко, принес груш и лысых персиков, сказал с порога:

– А вот и я. Не помешал творческому процессу?

– Как ваша рука? – спросил я, заметив отсутствие лангетки.

– Ничего, – сказал гость, шевеля энергично ладонью. – Тревога оказалась ложной. Можем возобновить наши концерты. А пока – к делу. Я проконсультировался по поводу т о г о вопроса и получил такой ответ. Возможна посуточная оплата в пределах тридцати тысяч долларов.

– Понятно, – сказал я. – Тут моих денег и на месяц не хватит. А что будет дальше с… ну с тем, кого вы реконструируете?

– Не могу знать, – по-солдафонски ответил майор. – Возможно, субстанция будет переведена в прежнее состояние.

– То есть, снова умерщвлена? – уточнил я.

– Вы оперируете старыми понятиями, Тимофей Бенедиктович, – ощерился Деревянко. – Иисус разрушил ад, а мы нашли способ восстанавливать утраченную субстанцию. К сожалению, пока мы находимся только в самом начале этого процесса, и неудач у нас больше, чем успехов.

– Ровно в два раза, – заметил я. – Вы уже прошлый раз мне об этом сообщили. В общем, если говорить современным языком, то Агнешка, которую вы для меня в ы у д и т е из параллельного мира, через месяц, если я не найду денег, будет снова туда же отправлена? Это, батенька, прямо какой-то высокотехнологичный нанофашизм!