Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку Страница 25

– И был принят в семью Куондзи. Вот, значит, как все было…

– Слухи о связях с нацистами и прочем в этом роде, возможно, проистекают из его биографии. Я уже довольно долго ничего о нем не слышал, но исчезновение… – Кёгокудо умолк, и слово «исчезновение» повисло в тишине.

Макио Фудзино учился на класс старше нас в нашей старшей школе старого образца ^[50]. Он был тихим мальчиком, застенчивым настолько, что это почти граничило с трусостью или малодушием, и всегда стремился стать врачом. Я не мог даже предположить, чтобы мой друг оказался в центре всего водоворота событий, о которых я собирал сведения, – какая слепота с моей стороны! Начать с того, что я совершенно не представлял, что происходило с ним после войны, а также не подумал о том, чтобы связать прозвище Фудзимаки с именем Макио Куондзи. Теперь же воспоминания о моем школьном товарище оживали одно за другим.

– Когда мы учились в школе, он, кажется, был влюблен в одну девочку, верно? Она была из такой семьи… я точно не помню… но они ведь тоже были врачами?

– Да, правильно. Летом тридцать девятого года мы все вместе отправились в храм Кисимодзин ^[51] на праздник. Там он встретил девочку из семьи Куондзи и простодушно влюбился в нее с первого взгляда. Вспомни, как мы подшучивали над ним из-за того, что он витал в облаках… Что ж, полагаю, он вернулся после войны и воплотил свои мечты в жизнь: получил диплом врача и любимую девушку.

Как можно было догадаться по тому, как Кёгокудо наизусть зачитывал отрывки из старинных книг, его память была поистине необыкновенной.

Что же до меня, то этот неожиданный поворот событий буквально лишил меня дара речи.

Кёгокудо сначала по привычке тер пальцами подбородок, но затем его рука постепенно поднялась вверх, и теперь он усердно чесал голову, запустив пальцы в длинные растрепанные волосы.

– Почему ты пришел ко мне с этим разговором? Разве я не живу здесь в уединении именно потому, что подобные вещи мне отвратительны?

Его рука снова вернулась к подбородку, и мой друг опустил глаза. Он выглядел точь-в‐точь как писатель Акутагава Рюноскэ на виденных мною фотографиях: задумчиво нахмуренные брови и взлохмаченная копна волос. Некоторое время Кёгокудо сидел так, не двигаясь.

Неожиданно он взглянул на меня и тихо произнес:

– Знаешь, что… – Сейчас мой друг был еще больше похож на Акутагаву. – Теперь, когда стало известно, что в центре всего этого происшествия – наш знакомый, мы больше не можем оставаться безучастными наблюдателями, верно? – Кёгокудо снова опустил глаза. – Но это… это не по моей части.

Он еще некоторое время размышлял с выражением Акутагавы на лице, прежде чем продолжить:

– Сэкигути-кун, ты ведь завтра свободен, верно?.. Ты мог бы съездить в частное детективное агентство в Дзимботё ^[52] за советом? Наш старый друг Энокидзу, который там работает, учился на один класс старше нас, в одном классе с Фудзимаки-си. Он наверняка знает больше нашего о его окружении и может располагать какой-нибудь важной информацией. Едва он услышит о произошедшем, то, я уверен, не останется в стороне. – Затем, с непроницаемым выражением лица, мой друг добавил: – Ты должен взять на себя эту ответственность.

На этом он закончил.

Было уже позже десяти вечера, когда я наконец попрощался с Кёгокудо. Снаружи уже совершенно стемнело, но почти не стало прохладнее.

Продавец книг предупредил меня, что в такой час я обязательно споткнусь и кубарем полечу с холма, и настаивал на том, чтобы я взял переносной бумажный фонарь тётин ^[53]. Я сказал ему, что взял бы карманный электрический фонарик, если б у него такой нашелся, но я буду чувствовать себя ходячим анахронизмом, спускаясь по дороге со старинным бумажным фонарем в руке.

– К тому же, – добавил я, – луна сейчас достаточно яркая, так что все будет в порядке.

– Просто смотри внимательно себе под ноги.

В ту ночь пологий склон, ведший от книжного магазина, был, как всегда, совершенно пустынным. Вдоль дороги не было ни единого фонаря, чтобы осветить путь, – только глинобитные стены тускло отсвечивали в лунном свете, простираясь вниз как будто до бесконечности. Вдали, куда они уходили, я ничего не мог разглядеть.

Я чувствовал себя странно.

Попытался вспомнить содержание нашей дневной беседы, но, сколько ни складывал вместе отдельные ее фрагменты, которые я помнил, сколько ни выстраивал их по порядку, смысл целого ускользал от меня. Я думал, что та часть, в которой было доказано, что я не могу различить реальное и воображаемое, была сначала. Или, может быть, это была та часть, в которой говорилось об относительной природе прошлого, увиденного через записи в памяти?

Но действительно ли там был такой вывод?..

Есть область физики, называемая квантовой механикой.

Мы не можем сказать, что происходит в мире, когда мы не смотрим. Например, что по ту сторону глиняной стены… Там может абсолютно ничего не быть. А эта дорога – куда она ведет? У меня возникло обманчивое ощущение, что земля под моими ногами становится мягкой.

Я споткнулся и едва не упал. На мгновение мне показалось, что воздух вокруг моих ног стал густым и вязким, – настолько, что я не мог с уверенностью сказать, где заканчивается поверхность дороги и где начинается воздух над ней.

Как темно… Я не вижу собственных ног.

Если я их не вижу, я не могу знать, что происходит там, внизу.

Что бы там ни было – все возможно.

Убумэ – нижняя часть ее тела поблескивает от крови, – она может стоять в темноте прямо за моей спиной.

И в этом бы не было ничего странного.

Она действительно там?