Высшая справедливость - Микаэль Юрт Страница 24

Действительно. Он не понимал.

Никогда.

И никогда не выказывал доверия.

Напротив, большую часть своего взросления он посвятил борьбе против всего, во что верили его родители и за что они стояли горой, и под конец это стало очевидно даже им, уставшим от его бунтарской незаинтересованности и активного отмежевывания. Мама сказала ему об этом во время их последней встречи.

Бог покинул тебя, Себастиан.

Он отвел от тебя свою руку.

Если бы это было так, многое бы прояснилось. Но он не собирался становиться одним из тех, кто, столкнувшись с жизненными трудностями, ищет ответы по различным религиозным кружкам. Куда как проще было бы свалить все на кого-то другого или что-то другое. Не нести полную ответственность за то, что не смог удержать дочь, не смог ее спасти. Верить в то, что ее смерть входила в великий божественный замысел. Возможно, неисповедимый, но оттого не менее великий.

Он, однако, не собирался ввязываться ни в какую дискуссию – по опыту знал, что это бессмысленно. Речь шла о вере. Человек либо верит, либо нет, но если он верит так истово, как молодая женщина перед ним, доводы разума никогда не возобладают.

– Мне кажется, вам нездоровится, – вместо этого произнес Себастиан в самой сочувственной манере. Ида не ответила. – Когда вы в последний раз выходили из дома? – продолжал Себастиан, снова не получив ответа. – Ида…

– Неделю назад, наверное, – наконец выдавила она.

– Скрываться от мира – не выход.

– Господь подскажет выход.

– Возможно, божья помощь заключается в том, чтобы направить к вам кого-то, с кем вы могли бы поговорить? – предположил Себастиан, наблюдая за Идой, которая впервые, кажется, начала воспринимать его слова. – Пути его неисповедимы, – продолжил Себастиан цитатой, которую много раз слышал дома, когда родителям не удавалось рационально объяснить какое-либо происшествие. – Может быть, именно по этой причине он послал меня, – заключил Себастиан, но по реакции Иды сразу понял, что зашел слишком далеко.

– Вам кажется, что вы – проводник воли Господней? – эти слова она полным презрения голосом словно выплюнула ему в лицо.

В обычном случае эта мысль могла бы ему потрафить, но в данной ситуации хотелось просто прикусить язык и забрать свои слова обратно. У него был шанс достучаться до Иды, но Себастиан его упустил.

– Я не тот, кому нужно верить в это, – сказал он в надежде, что нечеткая формулировка вновь затронет что-то в ее душе. Этого не случилось.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – попросила Ида.

Себастиан тяжко поднялся на ноги. Ида попятилась, когда он поравнялся с ней и дверным проемом.

– Вам нужен кто-то, – сделал он последнюю попытку.

– Уходите, будьте добры.

– Если у вас никого нет, можете поговорить со мной, – не сдавался Себастиан.

Ида, скрестив руки на груди, смотрела в пол.

– Себастиан… – Урсула махнула ему рукой, призывая следовать за ней. Они больше ничего не могли поделать. По крайней мере, не прямо сейчас. С явным сожалением Себастиан последовал за Урсулой в прихожую, а затем к выходу из квартиры.

Как только дверь за ними захлопнулась, Ида подбежала к ней, заперла и заново навесила цепочку. С трудом держась на ногах, она выдохнула. Ида была физически измотана напряжением, в котором пребывала рядом с двумя незнакомыми людьми. К тому же полицейскими.

Она поплелась в кухню и рухнула на один из стульев, пытаясь привести в порядок мысли. Взгляд ее упал на мобильник, лежавший на столе. Позвонить Кларе? Чтобы услышать, что к ней тоже приходили?

Конечно, приходили.

Что она сказала? Сказала ли что-нибудь?

Она нервно прикусила нижнюю губу, размышляя, как ей следует вести себя во время следующего визита полиции, когда они явятся и сообщат ей, что Клара Вальгрен узнала Ребекку и сказала, что Ида тоже должна ее знать. Что они определенно были очень хорошо знакомы. Возможно, достаточно будет просто сказать, что не узнала ее на фото, что смотрела невнимательно.

Внезапно почувствовав во рту солоноватый привкус, Ида прижала палец ко рту. Она искусала нижнюю губу в кровь. Глядя на каплю крови, смешанную со слюной, которая осталась на пальце, Ида стала размышлять. Слишком много совпадений, слишком многое сходится. Теперь еще и Ребекка. Это оно. Ничем другим это быть не может. Она слизала кровь с указательного пальца. Он был прав. Этот психолог.

Ей нужен кто-то.

Ей нужна помощь.

Ей нужен поводырь, ей нужен ответ. Нужен кто-то, кто примет решение. Ей необходимо знать, что она поступает правильно. Она взяла телефон и стала набирать номер.

* * *

Ингрид пребывала в раздражении еще до этого разговора.

По правде говоря, день у нее выдался дерьмовый. Ранним утром позвонил журналист с вопросом об одном ее вполне конкретном высказывании в конфирмационном ^[7] лагере в Емтланде, в ее бытность пастором в общине Новой Уппсалы, воспринятом как унизительное и оскорбительное одним из конфирмантов. По какой причине это всплыло сейчас, спустя столько лет? Ингрид считала, что виной тому приближающиеся выборы епископа. Она на самом деле не переживала по этому поводу – она ведь всего лишь провозглашала слово Божье, как оно было записано, а если кому-то оно пришлось не по нраву, или показалось обидным – что ж, возможно, им не стоило проходить конфирмацию. Конфирмация необходима для подтверждения таинства крещения. Для того чтобы сказать Богу: да, я готов отдать свою жизнь в Твои руки. Несмотря на то, что Церковь Швеции – организация, в которой она служила – пыталась подавать конфирмацию под видом эдакого мировоззренческого курса. В том смысле, что ты важен и ценен потому что ты есть тот, кто ты есть. Как человек ты несешь ответственность и за собственную жизнь, и за свои отношения с окружающими, – гласила информация на церковном сайте. Пустые фразы, которые легко можно представить в контексте любой дешевой философии типа «помоги себе сам». Очень мало или вообще никакого отношения не имеющие к Богу. Возможно, конфирманты и смогут постичь ценность быть самим собой и быть возлюбленным Господом, но вряд ли поймут, что должны возлюбить Его в ответ.

Поклоняться ему.

Преклоняться перед ним.

Вряд ли они поймут, что все на свете можно постичь через Господа и Иисуса.

Но в наши дни все, что могло каким-либо образом уязвить раздутое эго молодежи, рассматривалось как не заслуживающее внимания, размышляла она.

Даже если Ингрид не испытывала чрезмерного волнения по поводу утреннего разговора, он так или иначе оказал влияние на ее приготовления к стандартному интервью – или заслушиванию, как епархия по какой-то неведомой причине его именовала. В преддверии выборов епископа два человека в течение почти получаса задавали ей вопросы. Одной из них была женщина, профессор философии и теологии из Университета Умео, а ее компаньоном оказался руководитель программы церковных конгрессов из центра в Лунде. Ничего не имея против них обоих, Ингрид решила, что они сместили фокус не на те вещи, задавали не те вопросы, так что ей всю дорогу приходилось их направлять, что в итоге могло быть воспринято как стремление избегать неудобных вопросов.