Зимняя вода - Сюзанна Янссон Страница 24

Ну и ладно, подумала она.

Открыла дверь и вошла.

Стоя в прихожей братьев, она прекрасно осознавала, что оправданий ее поведению нет. Чтобы смягчить чувство вины, она попыталась вызвать в голове образ Адама, но это не помогло.

На нее могут заявить. Ее могут наказать. Возможно, никогда больше не разрешат работать в полиции. А что будет, если кто-то из мерзких братьев застанет ее врасплох?

Какое же это ужасное чувство, стоять вот так в пустом чужом доме. Как будто сама тишина обвиняет ее. И все предметы таращатся на нее: огромные ботинки, мужские куртки, висящие в прихожей, выцветшие обои, пара репродукций в тонких рамах. Полутемные помещения, кухня с одной стороны, гостиная с другой, прямо — лестница.

Майя быстро приняла решение и заперла дверь изнутри. Затем подошла к двери, ведущей, как она решила, в подвал, и открыла ее.

Ей в лицо ударил холодный сырой воздух, зловещее дыхание подземелья.

Крутая узкая лестница заворачивала вправо. По бокам — необработанные коричневые доски. Если провести ладонью, останутся сотни заноз, потом целый вечер будешь вынимать.

Интересно, как часто братья делали это? Она и сама чуть не коснулась шершавой поверхности.

Каждый шаг наполнял пространство звуками. Протяжный скрип, сопровождающий ее все дальше в холод и темноту. Лестница казалась бесконечной. Столько скрипа, столько звуков, столько времени, которого у нее, может быть, и нет.

Наконец она оказалась внизу. Холод впивался в кожу, буквально въедался в нее.

Перешагивая горы грязного белья, старый самогонный аппарат, большие двигатели и бесконечные коробки с вещами, она добралась до подвальной двери, ведущей наружу. В дверь был вставлен ключ, и когда Майя отперла, в помещение ворвался свет. Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, она обошла дом, засунула ключ обратно под коврик, затем вернулась в подвал и заперла за собой дверь.

Теперь, даже если они вернутся домой, у нее будет достаточно времени, ведь они ничего не заподозрят. Двери будут заперты, как и положено.

Она попыталась сориентироваться. В некоторых местах сквозь грязные окошки проникал бледный дневной свет. Включать лампу Майя не хотела.

Три двери на выбор. Две из них были приоткрыты, за ними, по всей видимости, находились прачечная и мастерская, которые Майя уже видела, когда заглядывала в окно снаружи.

Третья дверь оказалась заперта, но ключ был вставлен в скважину.

Майя открыла.

Комната была погружена в темноту.

Майя нащупала выключатель снаружи комнаты, оживила мерцающую тусклую лампочку.

Я была права — первое, что пришло ей в голову. Внутреннее ликование, которое тут же сменилось ужасом от того, насколько мрачно, похоже, обстояло дело.

Комнатка оказалась маленькая, почти пустая.

Если не считать прямоугольников на стенах. Звукоизоляция.

И если не считать матраса на полу.

И еще того, что лежало на матрасе: одеяла и плюшевого мишки.

В ту же секунду Майя услышала, как шуршат по гравию шины подъезжающего автомобиля.

Впервые за целую вечность он встал с постели до того, как дедушкины старые часы на первом этаже пробили одиннадцать. В течение всех предыдущих дней это было для него ориентиром, он считал удары, пропуская звуки сквозь себя.

«Нынче время занимает так мало места, чисто физически», — думал он. Маленькое окошечко на мобильном телефоне у каждого человека. А в этом доме время могло растекаться, как хотело, могло вытеснять человека, тикая, жужжа, беспрепятственно отбивая удары. Сутки напролет оно могло занимать значительную часть стены от пола до потолка, будто сделанное из сосны и покрашенное вручную в синий цвет.

Обычно они с Адамом…

Сердце словно пронзили. Пронзили ножом. Как жилистое мясо.

Обычно они считали удары часов внизу, когда Адам ложился спать. Больше восьми насчитывали нечасто. Адаму ведь всего три исполнилось, ему не разрешалось сидеть дольше.

В редких случаях девять ударов, вот это было приключение. Девять ударов!

Папа, а можно мне как-нибудь подождать до тысячи ударов?

Мартин направился прямо в душ — и это тоже было странно. Включил горячую воду, подставил тело струям, намылился последним обмылком, попробовал выдавить шампунь из нескольких пустых флаконов, пока наконец не нашел специальный шампунь для окрашенных хной волос, оставленный когда-то сестрой Александры.

Волосы как волосы, подумал он.

Нашел триммер для стрижки бороды, настроил его и провел по отросшей спутанной щетине. Раздался резкий протестующий звук. Ничего не получалось, и он решил сбрить бороду совсем. Задумался, не побриться ли налысо, ведь так делают кающиеся монахи? Но не решился.

Должно быть, мама постирала одежду и сложила в комод, потому что там он нашел чистые джинсы и футболки. Он понимал, что надо бы ее поблагодарить, и уже не раз за это время, но все это требовало стольких усилий, казалось таким невыносимо сложным. Каждое слово ощущалось неподъемным грузом, который он с усилием вытягивал из темноты. Говорить он мог лишь с Майей, и то не всегда. Она приходила и уходила, не вызывая в нем никаких чувств.

Мартин съел пару бананов и выпил большую кружку кофе.

Потом вышел на улицу.

Постоял на крыльце, окинул взглядом сад. В воздухе влажной паутиной висел дождь, мелкие легкие капли никак не хотели падать, словно море цеплялось за пустоту.

Деревья и кусты зеленели, это была свежая зелень, еще без налета желтизны. Весна, подумал он, но тут же понял, что толком не знает, это все тот же год, когда пропал Адам, или уже прошло ужасно много времени с его исчезновения. Было ли лето? Рождество? Неужели уже прошло Рождество без Адама? Наступал ли день, когда ему должно было исполниться четыре? Мартин направился к машине. Сел, повернул ключ зажигания.

Машина завелась.

Ощущалось как чудо. А может быть, и нет. Он не знал точно, когда пользовался ей в последний раз. Возможно, не так уж давно.

Он поставил мобильный заряжаться, увидел, как загорелся дисплей. Через некоторое время появилась дата.

4 мая 2019.

Наверное, с ним не так уж все плохо. Он потянулся. Раз получается контролировать ситуацию, он на правильном пути. Он понятия не имел, что это за путь и куда он ведет, но у него внутри зажглось нечто, что сопровождало его, подсказывало, где свернуть и какая дорога правильная, пусть и на один только день.

С того дня, как пропал Адам, Мартин ни разу не покидал участок. Или… неужели такое может быть? Он порылся в памяти, но не нашел там ответа. Разве он не ездил в детский сад? Те поездки казались ему далеким воспоминанием. Как будто он ветеран войны, вернувшийся домой после долгих лет на чужбине.