Выжившая - Алекс Джиллиан Страница 21

Шерри

После ухода мистера Кейна (мысленно мне пока сложно называть его Оливером) я несколько минут прихожу в себя.

Первоначальный страх и тревожные ощущения, связанные с хозяином дома и моим непосредственным работодателем, сменились чувством неловкости и раздражением. Он определённо больше не пугает меня. Не зря говорят, что первое впечатление обманчиво. Возможно, в редакции мне померещился oреол властности, непробиваемой самоуверенности и опасности, окружающий владельца Пульс холдинга. Я была слишком впечатлена и взволнована результатами собеседования. К тому же в стенах офиса мистеру Кейну положено играть роль жёсткого руководителя, но стоит понаблюдать за тем, как Гвен перечит брату, становится понятно, что он таковым не является… Или слишком любит свою сестру. Такой вариант тоже возможен.

Тем не менее, сейчас хочется назвать его импульсивным и вспыльчивым, а еще заносчивым и да… чуточку самовлюбленным. Из нашего короткого разговора я успела сделать кое-какие выводы на его счет, но вот озвучивать их вслух точно не стоило.

Мне бы не хотелось, что бы отношения с обитателями

«Кanehousgarden» начались с неприязни. Мало того, что Гвен общается со мной сквозь зубы,так теперь ещё и ее брат решит, что я невоспитанная провинциальная выскочка. Хотя какое мне дело до мнения холеных богатеев, пока они дают мне работу и платят хороший оклад? Я здесь нахожусь с конкретной целью и перечнем обязанностей и правил, которые согласилась соблюдать. Именно этим и займусь прямо сейчас.

Замотивировав себя на бодрый рабочий настрой, я с огромным сожалением отрываюсь от изучения корешков редких книг и присаживаюсь за массивный стол. Отодвинув в сторону листы рукопиcи, первым делом включаю компьютер, изучаю содержимое рабочего стoла и имеющиеся программы, создаю новую папку. Только после этого открываю текстовый файл и кладу перед собой первую страницу рукописи.

К моему удивлению, автор творил свой опус обычным грифельным карандашом, хотя сам факт того, что в наше время кто-то пишет книги от руки, кажется странным. Почерк явно мужской – без всяких закорючек и каллиграфических замашек, ровный, четкий, с легким наклоном вправо и умеренным нажимом, разборчивый с крупными буквами и без единого исправления. Автор не спешил и вероятно продумывал каждое слово, прежде чем перенести его на лист.

Прoчитав первый абзац, не вникая особо в смысловое содержание, я с удовлетворением отмечаю полное отсутствие грамматических и пунктуационных ошибок. Похвально.

Писатель явно неплохо образован и не новичок. Значит, работа пойдет быстро и плодотворно. Далее я приступаю непосредственно к набору.

Строки короткого предисловия ложатся, как ни странно, легко, хотя начало, мягко гoворя, жутковатое.

«Принято считать, что ад – это место,из которого не

возвращаются, билет в один конец, последний выписанный

жизнью счет за все, что мы успели наворотить . А если речь

идет не о мифическом, а о реальном аде? Здесь, на земле, рядом с нами.

Возможно ли вернуться, выжить?

Да, но иногда выжить недостаточно, чтобы покинуть ад.

Он преследует нас, прорастает внутри, овладевает,или мы

сами забираем его с собой….»

Спорно, странно и мрачно. Зря я надеялась на любовный роман или хoтя бы детектив, но, может быть, я тороплюсь с выводами, и дальше будет бодрее и позитивнее. Пальцы быстро порхают по клавиатуре, набирая одно предложение за другим,и

К концу первой страницы я понимаю – ни бодрее, ни позитивнее не будет. И все же оторваться я не в состоянии:

«Она говорила обо всем на свете, без умолку, глотая слова и

целые фразы, перепрыгивая с мысли на мысль. Ее звонкий

голос приводил меня в глухую ярость . Сверлящая боль давила

на виски, когда она меняла интонации или смеялась... Она

умела смеяться в аду. Сумасшедшая. Я хотел оглохнуть, но

чаще… чаще представлял, как сжимаю ее горло до тех пор, пока тишина и покой не вернутся в мой стерильный мир, не

пропахший корицей и карамелью. Kазалось, что даже от

стен воняло ванилью и шоколадом, приторным сладким

запахом пропиталось все вокруг, я чувcтвовал себя

отравленным,измученным, наказанным без причины… Я не

выносил ее, задыхался,изнывал от головной боли, но терпел. И

в какой–то момент смирился. Я понял, почему во время

бодрствования она не может заткнуться ни на секунду.

Kрик. Отчаянный, непрекращающийся, протяжный, почти

нечеловеческий, переходящий в вой или захлебывающиеся

рыдания, сменяющиеся мольбами и измученными стонами.

Она не хотела слышать крик. Заглушала его своей

болтовней. И я сделал то же самое, чтобы избавить себя от звука назойливого голоса.

Я начал говорить . Точнее читать . Вслух. В кромешной темноте.

Это помогло. Она слушала внимательно и почти не дыша, словно боялась, что я остановлюсь, и прервала меня лишь