Похищение Энни Торн - С. Дж. Тюдор Страница 20

Если верно, что некоторые дети рождаются жертвами, то верно ли, что другие рождаются хулиганами?

Я не знаю ответа на этот вопрос. Знаю лишь, что говорить такое в наши дни неприемлемо. Нельзя считать, что некоторые дети и некоторые семьи изначально плохие. Социальный класс, деньги или жизненные невзгоды здесь ни при чем. У них просто другое устройство мозга. Другие гены.

Стивен Хёрст был потомственным хулиганом. Любовь к издевательству над теми, кто слабее, передавалась в его семье из поколения в поколение, подобно фамильной реликвии или гемофилии.

Его папаша, Деннис, был бригадиром на шахте. Шахтеры его ненавидели, вернее, боялись и ненавидели. Он пользовался своей властью как киркой, безжалостно подрубая тех, кто ему противился, назначая их на самые тяжелые смены и с наслаждением лишая их отгулов, когда тем нужно было побыть с маленьким ребенком или заболевшим членом семьи.

Когда разразилась забастовка, он был в первых рядах протестующих, размахивая плакатом, бросая оскорбления в адрес работавших шахтеров и швыряя камни и бутылки в полицейских. Не хочу сказать, что тогдашние протесты были беспричинными, но я не собираюсь осуждать и тех, кто продолжал ходить на работу, подобно моему отцу. И те и другие думали, что действуют так, как лучше для их семей, что защищают свой образ жизни. Однако Хёрст протестовал не из-за политических или еще каких-то убеждений. Он протестовал потому, что ему просто нравились конфронтация, хаос, безобразие и, прежде всего, насилие.

Тогда об этом не говорилось, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что за граффити на нашей двери, за угрозами в наш адрес и брошенным в наше окно кирпичом, вероятно, стоял Деннис. Это был его стиль – достигать цели хитростью. Вместо того чтобы атаковать отца напрямую, он атаковал его семью.

Мать Стивена часто ходила с синяком под глазом или разбитой губой. Один раз я видел ее с шиной во всю длину ее худой руки. Большинство людей знали, что причиной этих травм была не ее «неуклюжесть», а склонность Денниса распускать руки после литра-другого. Но никто никогда ничего не говорил по этому поводу. В те времена в маленьких деревушках вроде Арнхилла подобные вещи были внутренним делом мужа и жены. И их сына.

Ростом Стивен пошел в своего отца, однако унаследовал красивые черты лица и голубые глаза своей матери. Он выглядел просто как мальчик с рекламного плаката. Его можно было бы даже назвать хорошеньким. И он умел быть очаровательным и веселым, когда сам того хотел. Однако все знали, что это было лишь фасадом. Стивен был Хёрстом до мозга костей.

Хотя, разумеется, между ним и его папашей была одна серьезная разница: если Деннис был неуклюжим безмозглым громилой, то его сына можно было бы назвать кем угодно, но не тупицей. Он был умным и виртуозно манипулировал людьми. А еще он был жестоким, обожавшим насилие садистом.

Я видел, как он окунал одного ребенка головой в унитаз, наполненный мочой, как заставлял другого есть червей, как он избивал, унижал, издевался – и морально, и физически. Иногда я ненавидел его. Иногда – боялся. А однажды я бы с готовностью убил его.

И я никогда не был одной из его жертв. Я был одним из его приятелей.

Его светлые волосы поредели, а некогда точеные черты смягчились, расплывшись от возраста и сытой жизни. На нем была рубашка поло, темно-синие джинсы и ослепительно белые кроссовки. Как и многие другие мужчины среднего возраста, он превратил понятие «повседневная одежда» в оксюморон.

Хёрсту было определенно некомфортно. Он явно привык ходить в костюме и галстуке, изображая из себя лорда. А еще он выглядел измученным. Даже если у тебя отпуск два раза в год, загар все равно не сможет скрыть синяки вроде тех, что залегли у него под глазами, равно как и не сделает кожу менее дряблой. А кожа его выглядела так, словно обвисла от груза постоянных тревог.

Удивительно, но это не заставило меня почувствовать себя лучше. Все эти годы я желал Стивену Хёрсту многих ужасных вещей. Теперь же, когда его жена умирала, я не чувствовал никакого удовлетворения. Возможно, это означало, что я был лучшим человеком, чем сам привык себя считать. Или, возможно, все было совсем наоборот. Быть может, это просто еще не было достаточно ужасно. Быть может, как это часто бывает, жизнь в очередной раз продемонстрировала свою несправедливость. Мэри не заслужила того, чтобы ее медленно поедал изнутри рак. На ее месте должен был оказаться Хёрст. Я бы посчитал это доказательством того, что дьявол приглядывает за своими отродьями, если бы не подозревал, что Хёрст и является самим дьяволом.

Так мы сидели друг напротив друга за маленьким шатким столиком, оценивающе глядя один на другого. Мой «Гиннесс» был наполовину выпит. Он едва прикоснулся к своему виски.

– Так что привело тебя обратно в Арнхилл? – спросил Хёрст.

– Работа.

– Неужели все так просто?

– Вроде того.

– По правде говоря, ты – последний человек, которого я ожидал вновь здесь увидеть.

– Что ж, жизнь никогда не складывается так, как мы воображаем себе в детстве, не так ли?

Его взгляд скользнул вниз.

– Как нога?

Типичный Хёрст. Сразу обращает внимание на слабые места.

– Иногда напоминает о себе, – ответил я. – Как и многие другие вещи.

Он вновь посмотрел на меня. Его взгляд был проницательным, а дружелюбные манеры не могли скрыть холодный блеск в глазах.

– Зачем ты на самом деле вернулся?

– Я ведь сказал – появилась вакансия.

– Уверен, вакансии появляются все время и по всей стране.

– Меня привлекла эта.

– Умеешь же ты выбирать не то, что нужно.

– Ну должен же я быть хоть в чем-то хорош.