Похищение Энни Торн - С. Дж. Тюдор Страница 19

Я развернулся. Небо начинало темнеть, а воздух становился холоднее. К тому же, если бы я продолжал здесь ошиваться, кто-нибудь вполне мог бы вызвать полицию. А привлекать к себе внимание мне хотелось в последнюю очередь. Подняв воротник куртки, я зашагал вниз по улице.

Есть одна фраза, которую люди любят повторять, в особенности когда хотят выглядеть мудрецами. Фраза о том, что куда бы ты ни отправился, тебе никогда не сбежать от себя.

Чушь! Уберись подальше от связывающих тебя отношений, от людей, которые определяют, кто ты есть, от знакомых ландшафтов, от приковывающей тебя к той или иной идентичности рутины – и ты с легкостью сбежишь от себя, во всяком случае на время. Свое «я» – это всего лишь сложная конструкция. Ты можешь разобрать его по винтикам, собрать заново, и – вуаля! – вот и новый ты.

Если, конечно, ты не решишь вернуться. Тогда ты окажешься в роли голого короля: все самые неприглядные стороны твоей личности и все совершенные тобой ошибки окажутся выставлены напоказ.

Я не планировал идти обратно в паб. Однако по какой-то причине мои ноги словно сами понесли меня туда. Несколько мгновений я помялся снаружи, докуривая сигарету и пытаясь убедить себя, что внутрь я не зайду. Определенно не зайду. Я не хочу еще раз идти в школу с похмелья. Я вернусь в коттедж, приготовлю себе какой-нибудь еды и лягу спать пораньше. Затушив сигарету, я похвалил себя за благоразумие и… вошел внутрь.

В дневное время паб был совсем не таким, как в вечернее. Это особенность многих пабов. Вечером они меняются. В них становится темнее, лампы со старинными абажурами освещают зал пыльным светом. Атмосфера кажется еще более неприветливой – если это вообще возможно. Меняется и запах. Он усиливается, и в нем появляются удушливые травяные нотки. Если бы я не знал, что это запрещено, то готов был бы поклясться, что здесь недавно курили.

А еще в пабе стало больше народу. Несколько молодых людей терлись с бокалами у барной стойки, несмотря на то что в зале было где сесть. Собственническое поведение местных. Метят территорию, подобно собакам, писающим на деревья. Я бы не удивился, если бы выяснилось, что они поступили с барной стойкой ровно таким же образом.

За остальными столиками сидели мужчины и женщины постарше, склонившись над своими напитками подобно зверям, следящим за добычей. У мужчин на пальцах были кольца-печатки, а закатанные рукава рубашек открывали взору выцветшие серые татуировки. У всех женщин волосы были рыжеватые, а их выдававшие возраст руки выглядывали из безвкусных маек.

Я хорошо знал такие пабы, и не только потому, что провел здесь детство. Они могут располагаться и в городах покрупнее, щеголяя более претенциозным оформлением, однако клиентура и атмосфера в них всегда одинакова. Это не те пабы, в которых можно поужинать всей семьей или вместе с девушкой пропустить по бокалу прохладного шардоне. Это пабы для местных, пьяниц и в некоторых случаях для азартных игроков.

Я зашагал к бару, стараясь не подавать виду, насколько мне неуютно. Я мог быть знаком с таким типом пабов, однако, даже несмотря на то, что я вырос в этой деревне, для местных я все еще был чужаком. Нельзя сказать, что я чувствовал себя героем вестерна, вошедшим в салун под немедленно стихшие звуки пианино, однако готов поклясться, что на какое-то мгновение звук голосов стих, а взгляды были устремлены на меня все то время, пока я шел к барной стойке.

Маленькая мисс Страшилка этим вечером не работала. На ее месте стоял лысеющий мужчина с синяками под глазами и щербатым оскалом. Взглянув на меня, он нахмурился.

– Вам чего?

– М-м, пол-литра «Гиннесса», пожалуйста.

Бармен молча начал наливать мне пиво. Поблагодарив его и расплатившись, я ждал, пока «Гиннесс», оседая, наполняет бокал, и продолжал попутно осматривать зал. Когда бокал был наполнен, бармен поставил его на соседний столик. Я подошел к нему и сел. Мои школьные учебники были при мне, так что я решил за бокалом «Гиннесса» сделать кое-какие пометки. Несмотря на внешний вид бармена, освещение, запах и интерьер, пиво оказалось хорошим, так что я выпил его быстрее, чем планировал.

Я побрел обратно к барной стойке. Бармен стоял у противоположного ее конца. Его личность каким-то чудесным образом изменилась: теперь он был весел и смеялся над чем-то вместе с группой молодых людей, которых я заметил сразу при входе. Он выглядел настолько общительным, что на какое-то мгновение я задумался, не было ли у него брата-близнеца.

Я ждал. Один из молодых людей посмотрел в мою сторону и что-то произнес. Бармен засмеялся еще громче и продолжал болтать. Я подождал еще немного, пытаясь выглядеть расслабленным и сдерживая растущее раздражение. Бармен все так же тараторил. Я громко откашлялся. Бармен взглянул на меня, и улыбка исчезла с его лица. Он нехотя поплелся ко мне. Двое молодых людей потащились за ним, как хвост.

Я протянул пустой бокал.

– Спасибо, – сказал я. «За то, что наконец делаешь свою работу», – добавил я мысленно, а вслух произнес: – Еще один «Гиннесс», пожалуйста.

Бармен взял бокал и сунул его под разливной кран.

Я заметил, что двое молодых людей подошли уже слишком близко ко мне. Один был невысоким и коренастым, а его руки покрывали татуировки. Второй был долговязым, тощим и прыщавым. Его волосы были уложены с помощью геля, что, как мне казалось, вышло из моды вместе с белыми носками и слишком короткими брюками. Впрочем, пока что они ко мне не лезли, хотя, казалось, вот-вот были готовы броситься на меня. Я чувствовал неприятный запах застоявшегося пота, к тому же усиленный дешевым дезодорантом. Парочка казалась мне неуловимо знакомой, хотя, возможно, дело было просто в знакомом ощущении назревающего конфликта.

Я ждал, глядя на медленно льющийся «Гиннесс». Наконец коренастый подал голос:

– Не видел тебя здесь раньше, приятель.

Лишь одну вещь я ненавижу еще больше, чем когда меня называют «мужик»: когда меня называет «приятелем» тот, кто никогда таковым не станет.

Обернувшись, я улыбнулся:

– Недавно переехал.

– Ты – новый учитель, – сказал долговязый.

– Верно.

Обожаю, когда люди говорят мне то, что я и так знаю.

– Джо Торн, – я представился и протянул руку, но она так и осталась висеть в воздухе.

– Ты живешь в старом коттедже Мортонов?

Опять. «Коттедж Мортонов». Трагедия – в особенности кровавая и жестокая – оставляет след на всем, с чем соприкасается.

– Верно, – вновь сказал я.

– Дьявольски странно, не правда ли? – Долговязый придвинулся поближе.

– В смысле?

– Ты ведь знаешь, что там произошло, правда? – спросил коренастый.

– Знаю.

– Большинство людей не стали бы жить там, где ребенок умер подобным образом.

– Если только они сами не со странностями, – добавил долговязый на случай, если я не уловил тонкий намек.