Лето с чужими - Таити Ямада Страница 2

Мне и раньше приходилось ночевать в этой квартире, и каждый раз я ловил себя на мысли, что здесь – не место для ночлега. Но, изрядно поиздержавшись с разводом, я уже не мог позволить себе снимать новое жилье. Если ничего другого не остается, можно, конечно, привыкнуть и тут. Бывало, гул опускался на дно сознания, шум кондиционера – и тот уходил на второй план; я ловил себя на мысли, что слышу лишь тиканье настенных часов.

Более того: здесь как-то слишком тихо, и хотя это – мое внутреннее ощущение, я не знаю, к чему оно.

Впервые я почувствовал эту необъяснимую тишину в одну из июльских ночей. Шел двенадцатый час, я сидел за столом – как вдруг по телу пробежал озноб. Будто я – один-одинешенек в кромешном мраке.

Жуткая тишина…

Отогнав эту мысль, я продолжал писать. Иногда заглядывал в словари, проверял значение сложных иероглифов, но не мог не отметить: в последнее время с наступлением ночи в глубине сознания поселялась тревога.

Я прервал работу и прислушался. За шорохом колес я силился расслышать нечто иное. Но так ничего и не услышал.

Пожалуй, банальный невроз на почве развода. Необычная это штука – чрезмерная тишина в доме рядом с автомагистралью. Развод, правда, был моей инициативой. И что бы там ни говорила жена, она признала, что мы полностью охладели друг к другу. Она сама ощущала этот вакуум и в конце концов согласилась. Мы немного поспорили о разделе имущества, но в целом развелись мирно. Чем с деликатной миной на лице имитировать жизнь, лучше просто к ней вернуться.

– Хорошо, что ты решился, – сказала напоследок жена. Если она и кривила душой, то самую малость. Не знаю, как она, а я сейчас не вправе жаловаться на одиночество. Подумаешь, тишина…

Я подошел к окну и раздвинул шторы. Открыть окно тоже, конечно, не возбраняется, но за ним – лишь невыносимая жара, клубы выхлопных газов и рев проносящихся машин.

Я окинул взглядом стоянку перед домом. Парковка видна не вся, но сколько на ней автомобилей, предположить можно…

Один. Я вижу только розовый микроавтобус. И разлинованную бетонную поверхность. Днем вся она заполнена, однако с темнотой машины одна за другой уезжают, и остается, как и прошлой ночью, лишь розовый автобус.

Как и прошлой ночью? Постой, выходит, я и вчера так же разглядывал бетон?

Видимо, мне сына не хватает. Он у нас единственный, учится на втором курсе. Хотя с чего бы? С чего мне «пять грустить о сыне, который и так-то на глаза не показывается, совсем затворившись в собственном мире.

Я сунул в карман ключ от квартиры и вышел в коридор. Свет гасить не стал. Хотел убедиться – не от моей же собственной слабости духа эта чрезмерная тишина. Просто никого нет – отсюда и тишина. Кому охота жить в таком доме, пропитанном выхлопными газами и ревом машин? Он годится только под офисы.

Остальные четыре квартиры на седьмом этаже – по крайней мере их окна, выходящие в коридор, – зияли темнотой. Я вызвал лифт.

Я знал, что здесь много офисов, но не думал, что столько. По вечерам из дома почти все уходят. Сколько здесь квартир? Кажется, сорок одна. Хорошо, если кто-то остается в одной-двух на каждом этаже.

Двери лифта раскрылись.

Я зашел в пустую коробку. До сих пор не могу привыкнуть к моменту, когда они раскрываются. Боюсь какой-нибудь неожиданной встречи. Но сейчас внутри никого не было, и от сердца отлегло.

Я спустился на первый этаж, пересек тесный душный холл и вышел на улицу.

Я брел к стоянке – сквозь неизменный рев машин и выхлопные газы. Ночная прохлада едва ощущалась.

В невидимом из моего окна секторе стояли еще две легковушки. С картинки на розовом автобусе – как оказалось, на нем ездил кто-то из фирмы детской одежды – улыбались три белки.

Я встал рядом с автобусом и посмотрел на дом. Это – его юго-восточная сторона. В каждой квартире непременно есть окна. Были бы люди, окна бы светились.

Но светилось одно – мое окно на седьмом этаже. Во всех остальных царил мрак.

Вот это да…

Бормоча про себя, я некоторое время всматривался в ряды темных окон. Какое там по одному-два на этаже – здесь, оказывается, вообще нет никого. Единственное светлое окно в двенадцатом часу ночи. Невроз здесь ни при чем – действительно в доме очень тихо. Возможно, кто-то просто уже спит. Но если даже и так – от силы один-два человека.

Моя уверенность в себе несколько восстановилась, и неторопливо я вернулся к подъезду. Войти в него – сложнее, чем выйти: требуется вставить и повернуть в скважине замка ключ от своей квартиры. В результате дверь отворяется секунд на двадцать, за которые необходимо успеть проникнуть внутрь. К слову, когда в квартире кто-то есть, ключ не обязателен – достаточно встать перед камерой и набрать номер квартиры. Обычный домофон: представься, и замок откроют изнутри. Опять же на двадцать секунд. Интересно, достаточно ли такой Предосторожности? По ночам-то привратника нет…

Один. Получается, что в доме я один?

Мне почему-то хотелось в это верить, и я развалился на диване в холле. Нельзя сказать, что меня это не смущало, но от мысли, что я один в этом большом доме, появлялось ощущение какой-то свободы. Наивное и волнующее, оно словно уносило меня обратно в детство.

Но это длилось не больше минуты. Потом мне показалось, что снаружи кто-то есть, и я замер.

За стеклянной дверью стоял человек. Я присмотрелся – женщина. Она искала ключ, держа перед собой сумку. Немолодая, лет тридцать пять. Затем, словно повторив мои движения, женщина сунула ключ в замок. Я напрягся. Еще бы – в такое время кто-то сидит в холле на диване. Так можно невзначай ее напугать. Открылся замок, дверь приотворилась. Я потупил взор. Женские шаги заспешили к лифту. Перед моими глазами промелькнули симпатичные ножки в белых туфлях. Казалось, женщина не заметила меня. Раз так, то к лучшему.

Женские ноги вошли в раскрывшийся лифт, раздался механический звук, и двери сомкнулись. Я поднял голову – судя по лампочке, он остановился на третьем этаже.