Озеро скорби - Эрин Харт Страница 15

— Ванная за той дверью, — сказал он. — На сушилке есть чистые полотенца, а в шкафчике, может быть, найдутся какие-нибудь капли для твоих глаз. Я очень рад, что ты здесь, Нора.

Кормак наклонился, чтобы поцеловать ее, но она почему-то не могла ответить; все ее тело словно одеревенело. Он тоже это почувствовал и отодвинулся.

Нора хотела потянуться к нему, но вместо этого она сказала:

— Обещаю, что когда отмокну хорошенько, настроение у меня исправится, и я все тебе расскажу.

— Мокни, сколько захочется. Я приготовлю нам что-нибудь поесть — омлет подойдет?

Нора кивнула. Кормак развернулся, и вскоре Нора услышала его тихие шаги, удаляющиеся по покрытой ковром лестнице. Она пустила воду в ванну. Может, тепло поможет растопить зажатость в ее конечностях. Она открыла ближайшую коробочку с солями для ванны из ряда, выстроившегося на полке над ванной, и бросила пригоршню порошка под кран, наблюдая, как он расцветает мыльной пеной. Вернувшись в спальню, Нора положила сумку на пол у туалетного столика. Она решила не распаковывать вещи — долго она здесь не задержится, а вешать ее рабочую одежду в гардероб уж точно смысла не имело.

Нора быстро разделась, оставив грязную одежду лежать кучей на полу в ванной, и осторожно опустилась в воду, от которой шел пар. Вода была, похоже, чуть горячее, чем она могла выдержать, но она скользнула вниз, на несколько секунд погрузившись с головой, закрыв глаза и задержав дыхание. Норе стало слишком горячо, и она сквозь мыльную пену вырвалась на воздух, жадно дыша и чувствуя, как дрожит ее грудь от начинающихся рыданий. От столкновения между ее двумя несовместимыми мирами было не уйти, не передохнуть. Она легла обратно в ванну, чувствуя, как слезы текут по мокрому лицу.

Нора помнила их с Кормаком первые неуверенные шаги навстречу друг другу. Даже тогда она вовсе не была уверена, что поступала разумно. Но она не стала слушать свой внутренний голос, предупреждавший ее не ввязываться в это. Иногда она чувствовала себя русалкой, которая выходит на берег в человеческом образе, зная, что не может остаться навсегда, что рано или поздно вернется в море. Все в ее жизни было неустойчиво, а Кормак был так прочен, так основателен. И вот теперь она собиралась намеренно порвать с ним, лишиться безопасности, которую давало ей его присутствие. Нора не знала, сможет ли она вынести еще одно стенание, еще один траур.

Могла ли она что-то изменить в развитии их отношений? Она была уверена, что Кормак не меньше ее изумился тому, как они заново открыли для себя страсть, ее дикую таинственную сладость, напоминавшую мимолетный вкус нектара на кончике языка. Жалеть о чем-то было уже поздно, но с каждой минутой они становились все ближе друг к другу, а от этого неизбежное расставание делалось все тяжелее.

Двумя днями раньше, когда Норе впервые сообщили о Лугнабронском болотном человеке, она полезла на верхние полки шкафа в спальне, ища водонепроницаемый костюм, которым не пользовалась с прошлого лета. Одна из опор полок, должно быть, ослабела, и из шкафа вывалилась коробка, полная потрепанных папок, сбив Нору с ног и засыпав пол бумагой. С минуту она сидела, ошеломленная падением, глядя на разбросанные документы. Это была ее собственная подборка документов по убийству Трионы. Она не один раз прочла каждый документ в ней, прочесывая аккуратные машинописные тексты и небрежные записки в поисках любых данных, любой частички информации, которая могла бы помочь полиции доказать, кто отвечал за смерть ее сестры. Она ощутила угрызения совести, вспомнив, что когда она только приехала в Дублин, эта коробка занимала место в центре ее кухонного стола. Она каждый день напоминала Норе о деле, которое она не закончила и оставила позади. В конце концов коробка переехала на пол, чтобы дать Кормаку место за столом. Несколько месяцев спустя она унесла эту коробку в спальню, но не помнила, как положила ее на полку в шкаф. Неужели она настолько далеко вытолкнула Триону из своей жизни?

Среди перемешанных полицейских отчетов, заключений о вскрытии трупа и свидетельских показаний Нора увидела уголок цветной фотографии и вытащила ее. На снимке была Триона в профиль, в редкий момент задумчивости смотревшая из окна на рощу. Нора сделала эту фотографию, когда они ездили на северный берег озера Верхнее. Она долго-долго рассматривала любимые потерянные черты сестры, а потом отложила фото в сторону и начала разбирать кучи бумаг.

Потребовалось почти четыре часа, чтобы опять рассортировать папки. Сколько раз она уже читала эти записи и отчеты полиции? Но на этот раз ей бросилось в глаза одно заявление: «Поскольку тело было перенесено, исходное место преступления остается неизвестным». Исходное место преступления. Место, где было совершено злодеяние. Места такое не забывают. Но где это было? Полиция обыскала гараж и подвал дома Питера и Трионы и ничего не нашла; они обыскали офис Питера и также остались ни с чем. И все это произошло почти пять лет назад; каковы шансы, что после стольких лет останутся хоть какие-нибудь следы? У Норы в голове продолжали вертеться слова: «исходное место преступления остается неизвестным».

В ту ночь она проснулась и посмотрела на спавшего рядом Кормака, зная, что должна бросить его, когда закончит работу на болоте. Она лежала рядом с ним, разглядывая его затененное лицо; ее охватило отчаянное всепоглощающее желание, но она побоялась дотронуться до него. Наконец он приоткрыл глаза, все понял и молча ответил. Она знала, что ее неистовое рвение в ту ночь его удивило; оно и саму ее удивило. Но после их близости она не смогла удержаться от плача. Он решил, что что-то сделал не так, а она не могла найти слов и объяснить.

Вода в ванной начала остывать. Нора намылила висевшую на кране губку и начала тереть лицо и предплечья. Урсула была права — торф действительно забивался во все поры. Нора потянулась за щеточкой, чтобы почистить ногти от черной грязи, и вспомнила торф под обкусанными ногтями мертвеца. О чем это им говорило? Что он работал на болоте? Или что, несмотря на раны, он попал туда все еще живым? Завтра она, возможно, найдет ответ на этот вопрос и на другие тайны, которые он хранил под торфом. Нора попыталась представить себе падение в болотную яму — холод, влагу, запах сырой земли, каково было почувствовать себя полностью заваленным, парализованным. Она читала о воздушном голоде; в случаях удушения инстинктивной реакцией на лишение кислорода было обычно яростное сопротивление. Это могло объяснить торф под ногтями.

Выйдя из ванны, Нора снова почувствовала себя человеком. Она оделась и взъерошила свои волосы перед зеркалом, потом покороче остригла ногти.

Поискав, куда бы выбросить обрезки, она открыла шкафчик под раковиной. На дне пустой корзины лежал один-единственный бумажный платок, отмеченный великолепными круглыми скобками темной розовато-лиловой помады. Отпечаток был совершенно точный, вплоть до крошечных щелей, где цвет был слегка ярче. Платок был свежий, а Эвелин МакКроссан таким оттенком помады никогда не пользовалась. Нора поставила корзину назад и быстро закрыла дверцы шкафчика, заставив замолчать хор неясных вопросов в сознании.