Комната спящих - Фрэнк Тэллис Страница 13

– А вот и Лиллиан, – произнесла Джейн.

Она стояла к нам спиной.

– Как ты думаешь…

Договаривать не понадобилось.

– Конечно, не надо, – ответила Джейн, выпуская мою руку.

* * *

В понедельник вечером позвонил Мейтленд.

– Джеймс? Это Хью. – Не помню, в какой именно момент это произошло, но мы начали звать друг друга по имени. – Как дела?

– Все в порядке.

– Проблем никаких?

– Нет.

– Вот и хорошо. А теперь слушайте. Приеду завтра утром. На этой неделе в Лондон приехал Вальтер Розенберг, очень хочет посмотреть Уилдерхоуп.

– Вальтер Розенберг?

– Старый друг.

Где-то я слышал это имя.

– Тот самый Розенберг, который работал с Калиновским?

Именно Калиновский способствовал тому, что электрошоковая терапия начала применяться в США.

– Да, у них было несколько важных совместных проектов. – Мейтленд замолчал. Я услышал, как он прикуривает. – Хочу, чтобы вы обязательно присутствовали, когда я буду показывать ему больницу.

Мы немного поговорили о Розенберге. Этот человек возглавлял крупную психиатрическую клинику на Лонг-Айленде.

– Пятнадцать тысяч мест! – воскликнул Мейтленд и издал горький смешок. – Да, в Америке все по-другому. Боюсь, если мы не последуем их примеру, так и будем вечно плестись в хвосте. – Затем уже более веселым тоном прибавил: – Господи! Уже так поздно? У меня ведь ужин в клубе. Увидимся завтра.

На следующее утро я пересек коридор и выглянул в окно, выходящее на запад. «Бентли» Мейтленда уже стоял на подъездной дорожке. Я позавтракал в столовой и быстро проделал обход, чтобы в последний раз убедиться, что все нормально. Когда я снова выглянул в окно в половине одиннадцатого, рядом с «бентли» появился длинный, будто катафалк, «ягуар». Рядом стоял шофер, прижав к уху транзисторный приемник.

Я вернулся в мужское отделение и стал читать новые записи. И тут сообразил, что обручальное кольцо сестры Дженкинс так и не нашли. Несомненно, разыскивать драгоценность среди чьих-то фекалий – занятие не из приятных. Должно быть, практикантка хотела покончить с неприятной работой как можно скорее и не слишком старалась. В таком случае драгоценное кольцо сестры Дженкинс затерялось в глубинах канализационной системы. Я как раз думал об абсурдности ситуации, когда подошла новая медсестра, только что из Лондона, и сказала:

– Извините, доктор Ричардсон, доктор Мейтленд ждет вас у себя в кабинете.

Я поспешно вернул карточку обратно в шкаф и поднялся наверх.

Мейтленд, как всегда, приветствовал меня крепким рукопожатием:

– Проходите, Джеймс.

Я ожидал увидеть одного визитера, но на честерфилдском диване сидели двое мужчин. Пожилого я узнал сразу же – это был один из американских коллег с фотографии в кабинете Мейтленда. Теперь он выглядел старше лет на десять, однако сохранил стройность и подтянутость, лицо покрывал ровный загар. Другой был намного моложе – атлетического телосложения и с квадратной челюстью. Волосы были подстрижены настолько коротко, что на первый взгляд он казался лысым. Сначала меня представили Вальтеру Розенбергу, затем его спутнику, Баку Страттону, – как оказалось, он работал в американской фармацевтической компании.

Мейтленд и Розенберг говорили не умолкая. И все же я не чувствовал себя лишним. Мне нравилось просто сидеть и слушать. Истинная привилегия наблюдать, как два гиганта психиатрии ведут дискуссию, обмениваются идеями. Через некоторое время я подошел к столу Мейтленда, чтобы принести Розенбергу чистую пепельницу, и увидел, что нижний ящик серого картотечного шкафчика приоткрыт. Внутри лежало несколько папок. Мельком я разглядел одно из имен. На папке было крупными буквами написано: «Кэти Уэбб».

Розенберг оказался прекрасным рассказчиком, особенно хорошо ему удавались смешные истории. Я как раз смеялся над одной из шуток гостя, когда Мейтленд вдруг попросил меня рассказать об эдинбургских исследованиях. Особенно его интересовал последний эксперимент, когда выяснилось, что даже в спящем состоянии мозг реагирует на эмоционально значимые стимулы. Например, стоило прошептать имя жены или мужа испытуемого, и электроэнцефалограмма мгновенно отражала повышенную активность, даже если человек глубоко спал. Молчавший до этого момента Страттон вдруг оживился и начал задавать очень конкретные, специальные вопросы. Мне показалось странным, что сотрудник фармацевтической компании так много знает об исследованиях сна.

– Эти результаты уже опубликованы? – спросил Розенберг.

– Нет, – ответил я. – Статья пока в работе.

– Буду очень благодарен, сэр, если пришлете мне копию, – проговорил Страттон и достал из кармана визитку.

Я не привык, чтобы ровесники обращались ко мне так уважительно, и немного смутился. На карточке было написано только имя и адрес: Восточная Сорок вторая улица.

– Что ж, джентльмены, – Мейтленд хлопнул в ладоши, – начнем, пожалуй?

Все закивали, и мы вышли в коридор. На площадке Мейтленд остановился и провел ладонью по резным перилам.

– Считается, что эти замечательные зверушки выполнены самим Робертом Гринфордом, другом Уильяма Морриса. Он тоже входил в братство прерафаэлитов.

Внизу мы встретили Хартли, он как раз протирал перила какой-то прозрачной маслянистой жидкостью. Хартли стоял на коленях с тряпкой в руке, но при нашем приближении встал по стойке «смирно», будто солдат, и почтительно склонил голову. На первом этаже Мейтленд указал на доспехи и сообщил, что это вещь начала пятнадцатого века. Сначала мы зашли в мужское отделение, потом в женское, но главным пунктом программы была комната сна. В ней мы и пробыли дольше всего – больше часа.

Розенберг задавал многочисленные вопросы о лекарствах и витаминах, спрашивал, не используем ли мы инсулин для повышения аппетита. Он обходил кровати кругом, вглядывался в лица пациенток, время от времени слушал им сердце при помощи стетоскопа. Мне не понравилась такая хозяйская бесцеремонность, и я не мог дождаться, когда он наконец оставит их в покое. Страттон встал в тени, прислонившись к стене, расставив ноги и убрав руки за спину. Был час дня – пора будить и кормить пациенток. Розенберг пожелал остаться и посмотреть.

Сестра Дженкинс с обычной четкостью руководила всей сложной процедурой – подъемом, кормлением, приемом лекарств, походом в туалет. Когда пациентки ели, Розенберг попытался разговорить Кэти Уэбб. Представился и попросил ее решить простой арифметический пример, но девушка сосредоточила все внимание на вилке, на него даже не взглянула.

– Да, – произнес Розенберг, повернувшись к Мейтленду. – Наши точно такие же.

– Ваша группа давно лечится? – спросил Мейтленд. Так он их всегда называл – группой.

– Пять месяцев, – ответил Розенберг.