Двенадцатая карта - Джеффри Дивер Страница 122

– О чем думаешь? – спросила Сакс.

– Давай-ка завтра сходим послушать музычку. В Линкольн-центре дневной спектакль… или концерт… Как это там называется?

– Кто выступает?

– «Битлы», полагаю. Или Мария Каллас в дуэте с Элтоном Джоном. Не все ли равно? Нравится мне смущать людей, подкатывая к ним на коляске… Одним словом: не важно, кто там выступает, просто хочу выбраться на люди. Между прочим, не часто доводится, знаешь ли.

– Знаю. – Сакс приподнялась на локте, поцеловала его. – Обязательно выберемся.

Райм, повернув набок голову, коснулся губами ее волос. Амелия прильнула к нему всем телом. Он обхватил пальцами ее руку, крепко пожал.

Амелия ответила таким же пожатием.

– Знаешь, что можно сделать? – заговорщически шепнула она. – Давай пронесем с собой немного вина и закуски… паштет с сыром, французскую булку.

– Закуску можно и там купить, я точно помню. Но вот скотч у них отвратительный. А стоит целое состояние. Можно было бы…

– Райм! – Сакс подскочила и уселась в постели, раскрыв от удивления рот.

– Что стряслось?

– Что ты только что сделал?

– Согласился взять немного еды и тайком пронести в…

– Хватит увиливать. – Сакс пошарила рукой в темноте, щелкнула выключателем. В черных шелковых шортиках и серой футболке, со сбитой прической и распахнутыми глазами, она походила на студентку, которая вдруг вспомнила, что завтра в восемь у нее экзамен.

Райм, щурясь, посмотрел на светильник.

– Как в глаза бьет! Обязательно было включать?

Сакс пристальным взглядом смотрела на него сверху.

– Ты… твоя рука. Она шевельнулась!

– Вроде того.

– Я имею в виду правую! У тебя ведь еще ни разу не получалось ею пошевелить!

– Забавно, правда?

– С обследованием тянул, а сам уже и так знал, что можешь двигать рукой?

– Да ничего я не знал… до сего момента. И пробовать не хотел – боялся, что ничего не выйдет. Собирался бросать тренировки, просто выкинуть все это из головы. – Он пожал плечами. – А потом передумал, решил еще раз попробовать. Только когда мы будем вдвоем – и рядом никаких тренажеров и докторов.

«Но не наедине с собой», – добавил он мысленно.

– И мне ничего не сказал! – Амелия шлепнула его ладонью по руке.

– Зря старалась.

Они рассмеялись.

– Райм, это же изумительно, – прошептала Амелия, крепко его обнимая. – У тебя получилось!

– Сейчас попробую еще раз. – Он посмотрел на Сакс, затем опустил взгляд к руке.

Немного выждав, он мысленно направил пучок энергии, который молнией метнулся по нервам, к правой руке. Пальцы еле заметно дернулись… Затем неуклюже, словно только родившийся жеребенок, его правая рука преодолела два бесконечных дюйма над одеялом и плотно уперлась в запястье Сакс. Большой и указательный пальцы сомкнулись вокруг ее руки.

Со слезами восторга на глазах Амелия рассмеялась.

– Каково, а? – сказал он.

– Значит, ты решил продолжать тренировки?

Райм кивнул.

– Так договоримся с доктором Шерманом насчет обследования?

– Можно, если, конечно, нам не подбросят парочку новых дел. Последнее время работы просто невпроворот.

– Запишемся на обследование, – уже твердо сказала Сакс.

Она выключила свет, легла рядом – движения, которые он осознал, но никак не чувствовал.

В воцарившейся тишине Райм лежал, уставившись в потолок. Когда дыхание Амелии совсем стихло, он вдруг нахмурился – в груди, там, где ничего быть не должно, тоненькой струйкой затрепетало какое-то ощущение. Сначала он решил, что это очередной «фантом», затем встревожился: не начинается ли приступ дисрефлексии или чего похуже. Потом понял: нет, это было нечто исходящее не от мышц, органов или нервов, а совершенно иной природы. Ученый до мозга костей, он сопоставил новое ощущение с уже знакомыми и нашел, что испытывал похожее чувство, наблюдая, как Женева отчитывает банковского адвоката, или читая письмо Чарлза Синглтона, как тот отправился искать справедливость в «Поттерс-Филд» в ту роковую июльскую ночь сто сорок лет назад.

И вдруг ему стало ясно, что ощущение это – обычная гордость. Как раньше он гордился за Женеву и ее предка, так теперь гордился собственным достижением. Решив прекратить тренировки, а позже, вечером, устроив себе свою собственную проверку, Райм заглянул в лицо страху, преодолел невозможное. Вернулась ли хоть отчасти способность двигаться или нет, значения не имело, просто ему удалось кое-что обрести: цельность – ту самую, о которой говорил Чарлз. Ни политики, ни соотечественники, ни собственное беспомощное тело – ничто не способно превратить тебя в человека на три пятых. Решение видеть себя полноценной личностью и жить подобающе – всегда за тобой одним.

В конечном счете, размышлял Райм, понимание – это такой же пустяк, как способность чуть-чуть двинуть рукой. Взять криминалистику: крошечная чешуйка краски приводит к машине, машина – на автостоянку, найденный там отпечаток ботинка – к двери, где осталась нить от выброшенного пальто с отпечатком пальца на пуговице рукава, которую преступник забыл протереть.

А назавтра группа захвата уже стучит к нему в дверь.

Справедливость восторжествовала, жертву спасли и вернули семье – все благодаря крохотному осколку автомобильной эмали.

Маленькие победы – так сказал доктор Шерман. Маленькие победы… Бывает, только на них и можно рассчитывать, размышлял Райм, чувствуя, как погружается в сон.

А бывает, только маленькой победы тебе и недостает.