Дознаватель - Наталия Кабакова Страница 12

Вместо этого я направилась в вестибюль, где застала четырех пожилых дам, чинно усевшихся в ряд на мягком диване. Помещение напоминало зал, но размерами было не больше обычной палаты. Вместо привычных стен в три стороны от него расходились ответвления ярко освещенных лампами коридоров. Упомянутый диван, два кресла, да обязательный журнальный столик стояли рядом с большими тянувшимися от пола до потолка окнами в тонких металлических рамах. Пациенты часто устраивали из этого уголка импровизированную столовую. Приходили пообщаться, приносили с собой разнообразные напитки и сладости.

В ясные дни сюда беспрепятственно проникали жаркие солнечные лучи, но сегодня не хватало даже света парковых ламп. В вестибюле царил полумрак. Стол дежурной медсестры пустовал. На нем стояла громоздкая ваза синего стекла с пышным букетом белоснежных хризантем. Тут же, небрежно брошенные, лежали три цветные пластиковые папки с бумагами. Стены украшало несколько скромно обрамленных жизнеутверждающих репродукций.

Женщины в одинаковых больничных халатах мирно беседовали, все как одна седовласые, строгие, в очках, скрывавших любопытные глаза, тугие на ухо и громогласные. Старики ищут себе компанию, чтобы погрузиться в вспоминания, посетовать на жизнь, похвалиться достижениями детей или внуков, в жизни которых они давно перестали играть сколько-нибудь значимую роль. Поначалу я не обратила на них внимания, настолько была растерянна и напугана. Усевшись в свободное кресло, бессильно откинувшись назад и, скрестив на груди руки, (сознаюсь, меня сотрясала нервная дрожь) я постаралась сосредоточиться. Спустя минуту, сообразив, что достигнуть этого мне мешает невнятный гомон, раздававшийся где-то рядом, я пристальнее вгляделась в сидевших прямо напротив меня женщин.

– Молодежь нынче невоспитанная пошла, – скрипучим, словно морозный снег под ногами, голосом громко заявила одна старушенция, – даже не здороваются!

Он неожиданности я вздрогнула. Старухи, возмущенно буравившие меня взглядами, дружно закивали и принялись энергично жестикулировать, удовлетворенно, будто бы давно ожидали самого худшего, и вот, наконец, оно свершилось, обсуждая недостатки молодого поколения. Право слово, под их напором я почувствовала себя неуютно. В иных обстоятельствах острое словцо не замедлило бы сорваться с моего языка. Однако в тот момент я была настолько деморализована, что просто повернулась к надоедалам спиной и уставилась в противоположную стену, показывая всем своим видом, что мне не до них. Оскорбленные невниманием мои противницы не унимались, продолжая читать нудную нотацию куда-то в воздух.

В крайней степени раздражения я вскочила с кресла и, бросив в адрес старых сплетниц парочку нецензурных выражений, покинула беспокойное место. На мой выпад последовала бурная реакция. Вытаращенные глаза, красные гипертонические щеки и шеи, хватания за сердце, – в иных обстоятельствах доставили бы мне несказанное удовлетворение, но, к сожалению, для меня сложившаяся ситуация была настолько серьезна, что я удалилась в окончательно расстроенных чувствах, потерянная и злая одновременно. Гнев плохой советчик. Так что мне необходимо было разыскать местечко поспокойнее. Делать нечего, пришлось возвращаться в палату. Я была слишком слаба, чтобы спуститься в сад.

* * *

Весна 2хх5 года

Не помню точно, когда первый раз я попробовала наркотики. Это произошло давно, ещё до встречи с Францем. Культура ночных развлекательных заведений связана с выпивкой, льющейся из динамиков оглушающей музыкой, веселящими ароматными розовыми таблетками, прозванными за ягодный вкус «малинкой», а также полным набором запрещенных законом наркотиков синтетического или натурального происхождения. «Малинка», препарат слабый, практически безобидная конфетка. Вследствие своей легальности, она легко доступна. Любой аптекарь с удовольствием продаст вам ее, не задавая лишних вопросов. В аннотации вы прочтете, что привыкание при постоянном употреблении не возникает, и никакого вреда здоровью этот продукт не несет. Так гласит реклама, и она не лжет. Собственно, ничего, кроме легкой эйфории и приподнятого настроения наркотик не вызывает. Однако этого вполне достаточно, чтобы начать мечтать о более сильных ощущениях. Ты подсаживаешься на кейф, а для его усиления потребны совсем другие препараты, запрещённые законом, хотя легко доступные в в любом баре или ночном клубе.

Эта привязанность быстро образует под сердцем огромный сосущий комок. Каждый раз, когда жизнь разочаровывает тебя, ты ищешь утешения в розовых таблетках. Они быстро прогоняют скуку, одиночество и тоску. Правда ненадолго, поэтому рано или поздно вам захочется пробовать более сильные средства.

* * *

Эффективного способа борьбы с наркоманией не изобрели, пока есть клиенты, жаждущие забвения, найдется и продавец. Ужесточение ответственности (замечу далеко не первое) за хранение, продажу и распространение наркотиков, обычно ни к чему не приводит. Слишком велики доходы от этого нелегального бизнеса. Настолько, чтобы появлялись все новые желающие рисковать.

Тогда правительство, вероятно, это был первый признак подступавшего отчаяния, уравняло торговцев наркотиками и их жертв перед законом. Теперь любой гражданин, в крови которого обнаруживали недозволенный препарат, признавался несущим социальную угрозу и подвергался унизительным процедурам дознания.

В качестве замены опасным, вызывающим привыкание, разрушающим личность, наркотикам, было предложено пустить в продажу относительно безопасное вещество, знакомую всем – «Малинку». Фармацевтическая компания Greedy Medicine Pharmaceutical, названная так в честь ее основателя Томаса Гриди, получила лицензию на его производство. При этом деятельность лабораторий и фабрик GMD почти ничем не регулировалась.

Так власти Загарасити сами подготовили плодородную почву, на которой пышно цвела коррупция, где увязло множество ни в чем не повинных людей, а полиция получила право на законных основаниях очищать город от любых «асоциальных элементов».

* * *

Dura lex, sed lex

Закон суров, но это закон. Поправка номер 137/8 к Уголовному кодексу от 2хх1 года стала продолжением законодательного абсурда. Её суть и содержание были тем более несправедливы, поскольку не имели сколько-нибудь значимых положительных последствий. В этом беда всех уложений, не обладающих решительной поддержкой со стороны общественности. Новая поправка не нашла широкого отклика, её не обсуждали газеты, а утверждение прошло общим порядком. Отныне даже единичный приём наркотика приравнивался к действиям, влекущим за собой предумышленное нанесение вреда социальному благополучию мегалополиса и злостному попранию общественных устоев. Преступление (только вслушайтесь в это жуткое, режущее слух, звучащее как приговор слово!) каравшееся теперь смертной казнью. С того момента суды стали походить на театр абсурда.

Правосудие изначально было вынуждено опираться исключительно на власть, а общество демонстрировало полнейшее свое равнодушие. Таким образом, ровным счетом ничего не изменилось. Оздоровления не произошло.

Мотивы Greedy Medicine Pharmaceutical были вполне рассудочны и объяснимы. Фармацевты защищали свой проект и вложенные в него деньги. Совет директоров публично давил на власти, открыто лоббируя законопроект. Правительство Загарасити сочло, что неплохо бы пойти на уступки и сделать подарок всем сторонникам твердой руки, которых в любом обществе отыщется немало. Прикрываясь насущной необходимостью защитить порядочных граждан, политики настойчиво вбивали в сознание обывателя новое, удобное для власти мировоззрение. Наркоманы представали не просто в роли отщепенцев, но превратились в источник потенциальной опасности, как будущие преступники и носители заразных и трудноизлечимых заболеваний.