Женевский обман - Джеймс Твайнинг Страница 12

Пантеон, Рим, 18 марта, 06:58

И день другой, и место другое, а такое впечатление, будто все то же самое. Так же неожиданно позвонили. Опять бедной Аллегре пришлось слушать в трубке отрывистые приказы и пробираться через полицейские заслоны на улицах и колышущуюся толпу. Опять истеричный вой сирен, кружащий в небе вертолет. Опять съемочные телегруппы, рыскающие вокруг, как гиены, сбежавшиеся на мертвечину. И опять она опоздала.

И все-таки разница улавливалась. Потому что накануне, добираясь до Марсова поля, она наблюдала страх и любопытство, а сегодня и от полицейских заслонов, и от толпы веяло уже гневом и возмущением.

Убрав пропуск в сумку, она перешла на другой конец пьяцца делла Минерва, и теперь ее путьлежал к пьяцца делла Ротонда. Здесь было как-то подозрительно и зловеще тихо по сравнению с «зоопарком», через который ей только что пришлось продираться, — нежное журчание фонтана, гулким эхом отдающееся от массивных каменных стен, приглушенные голоса полицейских и монотонное жужжание их раций, сливающееся в общий трескучий фон, напоминающий звук высоковольтной линии в дождливый день.

И ощущался здесь какой-то порядок, даже дух уважения — потому что полицейские и другие служебные машины не стояли как попало в отличие от вчерашнего вечера, а аккуратно выстроились в ряд вдоль края площади.

Между тем начал накрапывать дождик, серое небо сиротливо ежилось под одеялом густых ватных туч, словно не хотело пробуждаться. Впереди уже виднелся Пантеон — классическое изящество монолитных гранитных колонн, в три ряда украшавших его фронтон, как-то плохо вязалось с неуклюжестью самого непомерно вытянутого здания. Приземистое и приплюснутое, оно производило впечатление метеорита, рухнувшего с неба в самую гущу улочек, да так и оставшегося лежать среди могучих соседних зданий.

Аллегра поднялась по ступенькам фронтона, нагнувшись, пролезла под лентой полицейского ограждения, натянутой между колоннами, и, стуча каблуками по античному мрамору, направилась в глубь ротонды. Но, едва войдя, она остановилась, увидев бледный луч прожектора зависшего над зданием вертолета. Косой столб света, проникавший в здание через круглое отверстие в окованном металлом куполе, падал на алтарь, и капли дождя трепыхались в нем, словно ночные бабочки, слетевшиеся на лампу. Красота этого неожиданного зрелища поразила Аллегру.

— Ну, чего оторопела? Входить-то будешь? — Из-за столба света вышел Сальваторе с еще более недовольным видом, чем вчера.

— Лучше бы вы поздоровались.

— Опять опоздала.

— Ну да, годы тренировки не проходят бесследно.

— Галло не больно-то рад.

— А он вообще не показался мне особо радостным человеком.

Сальваторе смерил ее долгим неморгающим взглядом, в котором читались удивление и легкая зависть перед такой смелостью. Потом, пожав плечами, сказал:

— Ну смотри, как знаешь.

Внутри находилось человек пятнадцать, а то и двадцать. Следователи допрашивали охрану, еще не сдавшую ночную смену, криминалисты в белой униформе фотографировали место и изучали пол вокруг алтаря, огороженного временными щитами. Галло, на этот раз в штатском костюме, сложив за спиной руки, ждал Аллегру у гробницы Рафаэля, словно учитель, приготовившийся задать взбучку провинившемуся ученику. Сальваторе не ошибся — Галло действительно пребывал в мрачном расположении духа. Аллегра даже подумала, не давит ли и на него унылая атмосфера, которую она почувствовала еще по ту сторону заслона.

— Ну спасибо, что явились.

— Ну спасибо, что позвали.

Поджав губы, Галло молчал, словно не мог решить, следует ли считать эти слова оскорбительным вызовом.

— Так откуда, говорите, вы родом? — спросил он, снимая очки и протирая их кончиком галстука.

— Я не говорила, но вообще из Неаполя, — выпалила Аллегра, застигнутая врасплох этим вопросом.

— Единственный ребенок в семье?

Невинный вроде бы вопрос, но куда гнет, ясно — трудный характер, избалованная, эгоистичная, упрямая.

— А вам-то какое дело?

Он снова помолчал, потом кивнул с извиняющимся видом:

— Да, вы правы. Извините.

Стоявший рядом Сальваторе шумно выдохнул. Наверное, впервые в жизни слышит от Галло извинения, подумала Аллегра.

— Я вижу, вы привыкли говорить то, что думаете.

— Ну, в общем, да.

— Между вами и мной есть разница. Вам такие вещи сходят с рук, потому что вы женщина, — с усмешкой заметил Галло. — Если я себе такое позволю, меня назовут хамом.

— Хамом я бы вас все-таки не назвала, — само собой вырвалось у Аллегры.

Улыбку словно стерли с его лица. Сальваторе, кажется, был близок к обмороку.

— Что можете рассказать мне об этом месте? — сухо спросил Галло, жестом предлагая ей пройти за ним к алтарю.

— О чем именно?

— О Пантеоне. Может, есть что-то для меня важное? То, что могло бы связать его со вчерашним местом, где нашли тело Риччи.