Высшая справедливость - Микаэль Юрт Страница 12

– Здравствуй, Ванья, – сделал робкую попытку Себастиан, но она лишь метнула в него злобный взгляд по пути в кабинет своего шефа.

Указав Ванье на один из вегнеровских ^[4] стульев для посетителей, Анне-Ли повесила пальто. Ванья опустилась на стул, оказавшись спиной к ожидавшим снаружи Карлосу и Себастиану. Стеклянные стены не давали того ощущения уединения, какого хотелось бы Ванье. Ей казалось, что спиной она ощущает взгляд Себастиана, но поворачиваться, чтобы проверить, так ли это, она не стала.

– Ладно, слушаю, – произнесла Анне-Ли, заняв место напротив Ваньи.

С чего начать? Рассказать, как Себастиан раз за разом умолял ее пустить его в свою жизнь, чтобы в итоге только навредить? Как он обещал стараться изо всех сил, чтобы в итоге вновь ее предать? Как она чувствовала себя то ли оскорбленной, то ли проклятой, когда раз за разом приходилось снова с ним встречаться. Сколько нужно всего рассказать?

Об Анне, Вальдемаре и Себастиане. Маме, папе и папе.

– Во-первых, он мой отец.

Откуда-то нужно было начать, и эта информация показалась ей наиболее важной.

– Правда? – брови Анне-Ли взметнулись вверх.

– Да.

Анне-Ли выглянула в офис. Карлос показывал Себастиану рабочее место. Она снова повернулась к Ванье, и кивком велела ей продолжать. Очевидно, само родство с Себастианом как факт не могло служить причиной столь сильной реакции Ваньи на его появление.

Ванья решила не опускать руки.

– Он практикует беспорядочные половые связи. Много раз спал с фигурантами наших дел – свидетелями, прокурорами, родственниками – со всеми. Он чудовищно непрофессионален.

– Ценная информация, – согласилась Анне-Ли. Ванья ожидала от нее другой реакции. Она чувствовала, что начинает сердиться. Она что, действительно должна сидеть здесь и объяснять, почему Себастиана Бергмана и близко нельзя подпускать к расследованию, да и вообще к обычным людям?

– Он высокомерный, эгоистичный, бесстыжий, сексист… я не знаю, что еще нужно сказать. Он ходячая бомба для психологического климата в подразделении.

– Я руковожу этим подразделением, так что все бомбы должны падать на мой стол.

Ванья обреченно вздохнула – ей не удалось убедить Анне-Ли. Та, очевидно, приняла решение, и слова Ваньи уже не играли совершенно никакой роли.

– Он задевал меня лично. Много раз, – выдавила она из себя в последней попытке достучаться до начальницы хотя бы в личном плане. – Из-за него мне пришлось покинуть Госкомиссию.

Что было правдой лишь отчасти. Весной Ванье стало ясно, что шаблон следует разорвать. Заняться чем-то новым. В общем и целом это решение больше было связано с желанием разобраться, чего Ванья на самом деле хочет и кто она, найти себя, хоть сама Ванья никогда бы в этом не призналась.

Первым шагом в этом направлении стал уход из Госкомиссии. Но возможность Себастиана постоянно присутствовать в следственном процессе только упрочила это решение. Анне-Ли поймала ее взгляд и слегка нагнулась вперед.

– Я услышала тебя, Ванья. Я сама в курсе многого из того, о чем ты сказала.

Она встала и подошла к окну, устремив взгляд на круговую развязку внизу.

– Но лишь вопрос времени, когда пресса до всего этого докопается. И к тому моменту я должна буду сделать все, что в моих силах. А привлечь лучшего в Швеции специалиста по психологическому профилированию – это шаг в верном направлении.

Ванья поймала себя на том, что кивает. Чисто с полицейской точки зрения в словах Анне-Ли безусловно был резон.

– Если бы ты могла отделить личное от работы, – продолжала Анне-Ли, глядя ей в глаза, – неужели он не хорош в своем деле?

Ванья никоим образом не желала быть причастной к появлению Себастиана в Уппсале, рядом с собой, так что она ничего не стала отвечать, что само по себе уже было ответом.

– Он будет держать член в штанах, и относиться к людям с уважением, пока здесь работает.

– Удачи с этим, – фыркнула Ванья.

– Но вопрос состоит в том, – продолжала Анне-Ли, пропустив мимо ушей выпад Ваньи, – сможешь ли ты с ним работать.

– Скорее, нет.

– Мне жаль, Ванья, но это был вопрос, на который следует отвечать однозначно.

* * *

Наутро они старались вести себя как обычно. Будто ничего не произошло. Ради Виктора. Встали в обычное время, приготовили завтрак, сложили его спортивную сумку.

Накануне они не сразу смогли уснуть. Они с Заком долго лежали без сна, шепотом переговариваясь над головой спящего между ними сына. Зак уснул около половины второго и, к своему удивлению, Клара тоже смогла подремать несколько часов, поэтому утром чувствовала себя бодрее. Может быть, помогла рутина, бытовые хлопоты. Ради Виктора пришлось вести себя как ни в чем не бывало. Зак интересовался, как они проведут день, если он возьмет на работе отгул и вернется домой после того, как отведет сына в школу? Они решили проводить Виктора вдвоем. Когда они распрощались с мальчиком, Зак снова поинтересовался, чем они будут заниматься. Чего бы хотелось Кларе.

Кларе хотелось проведать Иду.

Менее месяца назад, когда ей через десятые руки стало известно о произошедшем на кладбище, она некоторое время колебалась, решая, следует ли просто позвонить Иде или лучше встретиться, но в итоге не стала делать ни того, ни другого. Теперь ей захотелось навестить Иду.

Она не совсем понимала зачем.

Просто ей казалось это правильным.

Зак пошел вместе с ней. Они договорились, что он зайдет за Кларой через час. Если ей захочется побыть подольше, она скинет ему сообщение.

Увидев свою старую приятельницу, Клара впала практически в шоковое состояние. Ида выглядела изможденной – темные круги под глазами, бледно-серая кожа, сальные волосы свисают безжизненными сосульками, словно Ида давно не принимала душ. К тому же она сильно исхудала. Конечно, это могло произойти и до нападения – Клара ведь не видела Иду уже несколько лет – но у нее сложилось впечатление, что это не случайность. Ида не выразила сильного восторга по поводу визита подруги, а вместо приветствия произнесла:

– А, это ты.

За этим последовало краткое объятие и приглашение пройти в квартиру.

Клара сидела в кухне у Иды, где провела так много часов, когда они тесно общались.

Все было по-прежнему. Полукруглый кухонный стол у стены, белые стулья, у противоположной стены – комод с миниатюрной оловянной посудой и фигурками Иисуса и Марии, на стене над которым висела доска для записей. Кремовые фасады мебели, микроволновка стоит на столешнице светлого дерева. Клара не заметила перемен со времени своего последнего визита.