Спираль - Пол Макьюэн Страница 11

Женщина включила закрепленный на стойке светильник для фотосъемки. Пленник заморгал от яркого света. Постепенно из-за белых сполохов проступили очертания и цвета предметов. Лиам опять попытался заговорить, но не смог открыть рта. Голову сжимали какие-то тиски.

Когда глаза профессора привыкли к свету, китаянка поднесла к его лицу зеркало. Она поправила его, чтобы тот мог видеть собственное отражение.

Отражение в зеркале напоминало кошмар. Голову пленника охватывал металлический каркас. Распорки и обручи удерживали череп в неподвижности, как у пациента со сломанной шеей. Металлическая струбцина с резиновыми губками намертво зафиксировала челюсть. Человек в зеркале выглядел старым, очень старым. Старше даже, чем сам восьмидесятишестилетний профессор. Морщины на лице напоминали пересохшее речное русло, из черепа во все стороны торчали клочки седых волос. Лиам был похож на мертвеца, призрака из страшной сказки о Франкенштейне, с головой, закованной в шлем для пыток.

Китаянка опустила зеркало. Оказалось, она прекрасно, хотя и не без акцента, говорит по-английски.

— Меня послал наш общий знакомый.

Родом, должно быть, из Северного Китая, предположил Лиам. По спине побежали мурашки. От ее следующей фразы у Лиама чуть не остановилось сердце.

— Я пришла за узумаки.

Тинк-тинк-тинк.

Он наконец понял, откуда брался этот звук. Опустив глаза, Лиам заметил на коленях женщины чашку Петри. По дну чашки бегали четыре блестящих жучка, каждый размером не больше десятицентовой монеты.

Ползунчики!

Микроботы с неимоверной быстротой носились по днищу, клацая о стеклянные бортики: тинк-тинк-тинк. Острые, как лезвие бритвы, лапки ползунчиков были сделаны из травленых кремниевых сегментов.

Лиам закрыл глаза. Кремний отчетливо звякал о стекло.

— Я все перерыла. Где вы его прячете?

Старик постарался сосредоточиться. Оружия у нее вроде бы нет. Если освободиться, можно еще побороться. Он был невысок, бесконечно стар, но сохранил былую резвость и умел, когда потребуется, действовать жестко и безжалостно.

Тинк-тинк-тинк.

Китаянка протянула руку и дотронулась до шлема. Что-то зажужжало, шлем с механической аккуратностью опустил челюсть Лиама вниз, словно открыл дверь сейфа. Нёбо и горло обдало холодным воздухом.

Тинк-тинк-тинк.

Китаянка приподняла правую руку, сжав ее в кулак. Ползунчики немедленно прекратили неутомимый бег в стеклянной чашке. От внезапно наступившей тишины резало в ушах. Похоже, она дистанционно управляла микроботами одетой в перчатку рукой.

Китаянка взяла пинцетом одного из ползунчиков и засунула крохотную машинку почти в самое горло пленника. Тому пришлось бороться с приступом страха, чтобы невзначай не поперхнуться. Крохотные лапки-скальпели при малейшем нажиме могли располосовать мягкие ткани. Лиам сразу же почувствовал на языке привкус крови.

Его мучительница нажала другую кнопку, и пьезомоторчик вновь зажужжал, закрывая рот жертвы. Зубы сомкнулись с явственным стуком. Женщина закрыла ему рот рукой и двумя тонкими пальцами зажала нос.

— Глотаем!

Прошло несколько секунд, а то и минут, прежде чем он ударился в панику. Лиам вырывался изо всех сил, тело восставало против нехватки кислорода. Ему казалось, что еще немного — и он себе что-нибудь сломает. Ирландец был крепким малым, но организм в его возрасте не мог перенести такую пытку. Он держался сколько мог, извиваясь и напрягаясь, однако перед глазами быстро начало темнеть.

Дыхание — безусловный рефлекс. Человек не может не дышать. Иначе он начинает делать глотательные движения.

Лиам почувствовал жгучую боль, когда микробот двинулся вниз по пищеводу, впиваясь в мягкие стенки острыми лапками. Профессор попытался вскрикнуть, но не мог сдвинуть с места челюсть, пошевелить языком. Он был закован, пригвожден к месту. Крик метался в мозгу, не находя выхода.

Китаянка убрала руку, Лиам с шумом вдохнул воздух сквозь сомкнутые зубы. Грудь ходила ходуном.

Женщина нажала кнопку, рот пленника снова открылся. Посветив внутрь маленьким фонариком, она удовлетворенно хмыкнула.

Мучительная процедура повторилась еще три раза, пока все четыре микробота не оказались в желудке. Лиам лихорадочно пытался удержать сознание под контролем, сдержать панический ужас. Нельзя проявлять слабость. Он хорошо понимал, зачем она пришла, и не собирался уступать, чего бы это ни стоило и сколько бы ни пришлось страдать.

Китаянка поднесла к его лицу обтянутую перчаткой руку с согнутыми пальцами — точно паук растопырил свои лапы.

— Десять секунд.

Она пошевелила пальцами, приводя ползунчиков в движение.

Все тело Лиама пронзила жгучая боль, зубы заскрипели с неистовой силой. Желудок сотрясали конвульсии, словно в его недрах разожгли огромный костер. Перед глазами побелело. Профессору никогда прежде не доводилось испытывать подобную агонию. В животе ворочалось когтистое, шипастое чудовище, волнами распространяя нестерпимую муку. Время остановилось.

Сознание Лиама поплыло в небытие. Он видел летящих по небу птиц, их преследовали люди с огромными ружьями. Далеко-далеко зазвонил колокол. Перед мысленным взором явился корабль, темная точка в небе, грибовидное облако — как будто все это было только вчера. Тысячи крохотных спиралек, словно искры пожара, во все стороны разлетались по небу.

Откуда-то издалека послышался голос, ведущий отсчет:

— Три, два, один…

Боль пошла на убыль. Организм никак не мог успокоиться, сотрясающие желудок конвульсии не желали прекращаться. Лиам крепко зажмурился. Ощутил щеками холод — текли слезы.

Постепенно старый ученый пришел в себя, открыл глаза. Китаянка стояла перед ним, постукивая по зубам пальцем в перчатке.

— Будете говорить? — спросила Орхидея. — Если готовы, моргните два раза.

Женщина смерила пленника взглядом в поисках признаков капитуляции. Взглянула на его кисти. Когда человек сдается, его руки становятся похожими на дохлую рыбу. У Коннора они сжаты в кулаки. Значит, еще держится.

— Профессор Коннор, слушайте внимательно! — произнесла китаянка, разматывая рулон медицинского пластыря. — Возможно, вы думаете, что больнее, чем было, уже не будет. Вы ошибаетесь. Еще как будет!

Она оттянула и зафиксировала веки Коннора пластырем, оставив глаза широко раскрытыми. Метод хорошо работал во многих отношениях. Когда глаза пересыхали, физический дискомфорт становился невыносимым, но, главное, жертва лишалась еще одной формы сопротивления, теряла очередную оборонительную позицию — возможность отгородиться от визуальных раздражителей, не пускать в себя внешний мир.

Китаянка сфотографировала беспомощного профессора и вытащила из сумки ноутбук. Набрав несколько команд, она поднесла экран к лицу жертвы. На щеке Коннора от рези в глазах задергался мускул.