Серафим и его братва: Аморальный триллер - Максим Павлов Страница 10

А когда Марик закинул его в тачку, руки Шарика мертвой хваткой вцепились в баранку: плюс ко всему, он вздумал вести машину! Дело было дрянь. Но поскольку от штурвала его отклеить не получилось, да и время поджимало, Марику пришлось уступить место пилота нетрезвому коллеге и положиться на провидение.

— Первым делом, первым делом самоле-о-о-о-оты, — запел Шарик, разгоняя БМВ. — Ну а девушки, а девушки на..!

Лишь набрав свои любимые двести километров в час, Шарик вроде как успокоился, положил голову на баранку и заснул.

* * *

Тем временем герой дня и дубосаровской преступной группировки Василий Бляха, не забегая домой, добрался до ближайшего таксофона и в срочном порядке связался с Мухой:

— Здорово, Муха!

— Здорово, Лысый! — прохрипел друган. — Чего такой грустный?

— Да вот, проблемы…

— Эх, — вздохнул Муха. — Вечно у тебя проблемы. Поди опять в дерьмо угодил?

— Не, Муха, на этот раз в яму у телецентра.

— Да, да, — припомнил приятель. — Рыли там одну яму.

— В ней, короче…

— Ну?

— Грязи, блин, по колено. Я тут стою как чучело огородное.

— Ну стой, стой, чё уж теперь?

— Слышь ты, старый хрен! Я ж не просто стою — все на меня пялятся как на облупленного.

— Кхе-кхе-кхе, — прокудахтал друган.

— Ты не мог бы…

— Вот так всегда, — заметил Муха. — Ты в дерьме, а я за тобой жопу подтирай.

— Да не в дерьме я, Муха!!! — воскликнул Бляха. — В глине я, мать твою! Объясняю же по-человечески.

— Не вижу большой разницы. Пострелял хоть? Взбодрился?

— Взбодрился, взбодрился.

— Ну а чего тогда от меня хочешь?

— Брюки, туфли, носки и сейчас же сто пацанов к телебашне.

— Ага. А больше тебе ничего не надо?

— Благодарю, пока нет.

— Серафим стрелять умеет, да?

— Ой, умеет, Муха, умеет, засранец.

— Ладно уломал. Будут тебе брюки, туфли и сто отмороженных пацанов, не канючь.

— А носки?

— А вот насчет потников не уверен — надо пошукать… Валялась где-то пара стоячих носков. Ща поищу… Есть время, Лысый?

— Хорош хохмить, Муха! Прекрасно знаешь, сколько у меня времени!

— Ладно, не дохни, будут тебе потники. С себя сниму. Свежак… И недели не отходил.

— Ой, Муха, — с облегчением выдохнул Бляха. — За мной должок.

— Ясный хрен.

— Живы будем — добазаримся.

— А то! В эфир, что ли, намылился, Лысый?

— А куда ж мне еще?

— Кхе-кхе… То-то, гляжу, наряжаешься. Давай там, перед людями, не лажанись, понял? Чтоб все по поняткам.

— Ясный перец.

— Я эту суку Серафима послушал, так уже и жить не хочется.

— Ой, не говори…

— Ты уж ему вставь, Лысый. Помнишь, как раньше?

— Да уж… Раньше только так. А ты уж давай пошевелись, друган. Все помнишь? — брюки, пацаны, носки.

— Да, да, да, я записал.

— Не могу ж я в таком виде…

— Ясный член, в таком виде никак. Ты уж дождись цивильного шмутья, Лысый, — я те зашлю с пацанами — а потом и к Стукачу не стыдно будет заявиться.

— Ты меня знаешь, Муха, мне нечего стыдиться. Телек смотришь?

— Смотрю.

— Серафим еще там?

— Уже нет. Слинял, падла.

— Найду — угандошу засранца своими клешнями.

— Да уж постарайся, Лысый, — такого с рук не спускают.

— Ладно, Мух, хорош баланду разводить. Жду шмотки.

— Ага. Жди. Я ща.