Две коровы и фургон дури - Питер Бенсон Страница 9

– Отец сколотил козлы и поставил на них стол на улице, вон там, – он махнул скрюченным пальцем в центр двора. – Мы зарезали свинью, купили бочку сидра, мама испекла свежий хлеб, а соседи собрались со всей округи! Люди пришли издалека, чтобы поздравить нас. Мой отец никогда много не говорил, но в тот день его было просто не унять. Он такие планы строил! У меня тоже было полно планов, да только война распорядилась иначе…

Мистер Эванс не любил, когда его спрашивали о чем-то личном. Я это сразу понял. Поэтому я ждал, когда ему самому придет охота вспомнить былое, но уж если не придет – тогда все, ничего не поделаешь! Так что вопросов я не задавал, а когда он стал рассказывать, как после войны обменял своих лошадей на трактор, я просто покивал и пробормотал, что типа иногда мне самому хочется вернуться в те времена, когда жизнь была проще и неспешней.

– Но гораздо тяжелее, – заметил мистер Эванс.

С полчаса мы с ним поболтали, а потом он сказал, что пойдет смотреть новости. Я отсалютовал ему бутылкой пива и сказал:

– Спасибо за компанию.

– Пожалуйста, – сказал он. – Я только хотел сказать… – Тут он замолчал.

– Что?

Он покачал головой:

– Да ладно, ничего.

Он встал, опершись рукой о ступени, и пошаркал через двор к себе в дом. Поднял руку на прощание и исчез за дверью. А я остался сидеть на ступенях.

Я наблюдал за пустельгой, кружащей над нашим двором, когда появился Спайк. Птица явно нацелилась на мышь или полевку, потому что зависла в воздухе почти не двигаясь, регулируя высоту парения лишь легким подергиванием хвоста и крыльев, опустив вниз клюв, – неподвижно застывшая пуля, смертельно опасное чудо природы. Я уже говорил, по-моему, что Спайк – парень жилистый и крепкий, но в тот вечер, когда он прыжками мчался ко мне через двор, он вообще показался мне слепленным из одних перевитых жил – тугих, напряженных, натруженных за день. Правда, на лице его сохранялось давешнее глупо-счастливое выражение, оно даже стало еще глупее, чем раньше. Он шлепнулся рядом на ступеньки, хлопнул меня по плечу и возбужденно спросил:

– Ну и как насчет…

– Насчет чего?

Спайк мигом поднялся, залез ко мне в холодильник и достал бутылку пива.

– Ну и денек сегодня выдался!

– Да?

– О да! – Он свернул папиросу. – Черт-те что за денек!

– А что такое?

Спайк закурил и выдохнул дым в небо.

– Хочу тебе кое-что показать.

– Да?

– Точно.

– А я должен кое-что сказать тебе, Спайк.

– Валяй.

– Мама просила тебя предупредить, чтобы ты не делал того, что задумал.

– Чего-чего?

– Ты слышал. Она последние дни все время чувствует запах гари…

– Ага, и видит летающих кошек! – Спайк расхохотался и стукнул себя рукой по коленке.

– Поверь мне, Спайк, это неспроста.

– О да, конечно верю! Но знаешь, что говорят о твоей мамаше в нашем пабе?

– Догадываюсь.

– Так вот, приятель, это тебе давно пора вырасти из всей этой дурацкой магии. Пора глотнуть настоящей жизни, парень! – Он постучал бутылкой по ступеньке и отпил пива. – Вот чего тебе не хватает, парень. Настоящей жизни!

– И что это значит?

– Я тебе покажу. Пошли.

– Куда?

– Ко мне.

– А зачем?

– А это секрет.

Знаю я эти секреты Спайка, но в тот вечер я не смог быстро придумать отмазку, поэтому спустя пять минут я уже догонял на своей «хонде» его фургон по улочкам Гринхэма.

Спайк жил в маленьком, продуваемом сквозняками бунгало: гостиная, спальня, кухня, туалет, а сбоку был пристроен гараж. Осенью дом дрожал от ветра, летом нагревался до температуры кипения, а в дождь отсыревал так, что со стен капала вода. В сентябре, к примеру, на кухне у него воняло плесенью так, что меня тянуло блевать. Прибавьте к этому завывания ветра и тоскливый стук дождя по крыше, и вы поймете, что это было за местечко. Поэтому я обрадовался, когда Спайк сказал: «Пошли в гараж, покажу тебе кое-чего», – по крайней мере, не надо будет пить с ним чай. У него не заварка, а веник, скажу вам по секрету, а чашки он никогда не моет.

– О'кей. – Я последовал за ним, как человек в той песенке, что звучит у меня в голове, когда я выпью или когда решу, что умею играть на гитаре. Пару раз я действительно думал, что сумею ее сыграть, но больше не пробовал. Вообще-то я даже не представляю, с какой стороны подойти к гитаре. Я вспомнил гармошку, которую мне в детстве подарили на Рождество, и как я своей игрой снес крышу нашей бедной Золушке. Задумавшись, я с размаха наткнулся на Спайка – он остановился перед дверью гаража и теперь стучал пальцем себе по носу.

– Ты чего? – спросил я.

– А вот чего! – Он распахнул дверь, и я вошел внутрь. Я вошел, бросил один взгляд по сторонам, и кровь застыла у меня в жилах.

– Ни хрена себе, Спайк! Ты что, рехнулся?

– Я тебя предупреждал, дружок, верно?

– Ох, ни хрена ж себе…

Спайк довольно засмеялся.

– Что… о чем ты меня предупреждал?

– Что однажды мне тоже попрет.

– Ты, придурок гребаный, что ты наделал?

Пучки сохнущих растений свисали со стропил.

– Спайк!

Сотни пучков.

– Неужели ты…

Черт знает, сколько их там было. Точно несколько сотен, а может, и вся тысяча.

– Что я?

Нет, не тысяча, больше. Две? Три? Я не знал. Не хотел знать. Я хотел закрыть глаза, а потом открыть их и увидеть пустой гараж. Я сказал:

– Спайк, не могу поверить, что ты сделал то, о чем я думаю.

– А о чем ты думаешь, умник?

– Неужели ты спер весь урожай тех жутких типов?

Спайк смотрел на меня, и его тупая башка кивала и кивала, как будто у нее была своя жизнь, как будто ей было плевать, торчит ли она на хозяйской шее или гуляет по горам Непала. Землетрясения, наводнения, да пусть хоть яки откроют рты и вознесут хвалу собственному богу – голова Спайка все так же кивала бы, не останавливаясь.

– Ага, – сказал этот недоумок, – весь до последнего листика.

– Боже мой, мама… – я подождал, пока звук этого слова не растаял в воздухе, – как мама была права! Она во всем была права, парень, и теперь ты влип! Причем по-крупному…