Звезды в твоих глазах - Дженн Беннет Страница 9

Моя комната располагается в переоборудованной мансарде. Спальня родителей на первом этаже, поэтому весь второй полностью в моем распоряжении. И древняя ванная без душа, и кладовка, битком забитая всем необходимым для клиники, – все это только мое и больше ничье. Мне, конечно, неловко об этом говорить, но с тех пор, как я была еще ребенком, в комнате почти ничего не изменилось. Потолок по-прежнему покрывают светящиеся в темноте звезды – хотя их «блеск» с годами совсем померк, – тщательно сгруппированные в созвездия. Во время небольшого землетрясения Пегас потерял звезды, составлявшие его ногу. Единственными украшениями, появившимся в помещении за последние несколько лет, стали мои огромные самодельные настенные календари, своего рода «программные наметки», отдельный для каждого времени года, с собственным цветовым кодом, и мои фотографии галактик. Лучшие из них я распечатала и поместила в рамки. Особенно хороша моя туманность Ориона. Я сделала ее в обсерватории с помощью специальной экваториальной насадки, позаимствованной у доктора Вирамонтеса, а потом с помощью прилагаемого к ней программного обеспечения подкорректировала пурпурный цвет.

Закрыв дверь, я прохожу мимо звездных карт в рамках и ныряю под макет Солнечной системы, который висит у меня над столом. Днем я убрала альбом с фотографиями глубоко в ящик стола, сейчас проверяю – он на том же месте, под аккуратной стопочкой линованных ежедневников и пестрой коробочкой с маркерами, гелевыми ручками и мотками декоративного скотча. Родители к моим вещам не прикасаются – у меня все тщательно разложено по своим местам, – поэтому не знаю, чего я так разволновалась. Наверное, это чувство вины.

О случившемся лучше не думать.

– Пока не решу, что со всем этим делать, это будет нашим с тобой маленьким секретом, – говорю я Андромеде.

Она запрыгивает ко мне на кровать и сворачивается калачиком. Идеальная хранительница тайн.

В проеме единственного в моей комнате окна, выходящего на наш тупик, есть французский балкон. Мне на нем встать места маловато, но для моего телескопа – Нэнси Грейс Роман, по имени первой женщины, занявшей руководящий пост в НАСА, – его ширины вполне достаточно. Я открываю балконную дверь и вытаскиваю из черного футляра телескоп, чтобы его установить. На самом деле их у меня два – этот и портативная модель поменьше. По правде говоря, вторым я пользовалась немного, но теперь только и мечтаю о том, как возьму его на ту звездную вечеринку в Кондор Пик.

Интересно, мне и в самом деле удастся пойти в поход и понаблюдать метеорный дождь?

Для этого понадобится очень тщательное планирование.

Я по-быстрому строчу Рейган сообщение: Так что там по поводу гламурного похода? Кто еще идет? Мы поедем на твоей машине? На какой день намечен отъезд?

Она отвечает практически в ту же секунду: Эй, тормози. Я легла спать. Вымоталась как собака. Поедешь завтра после обеда за снаряжением? Можем там поговорить.

С одной стороны, я испытываю облегчение, с другой – разочарование. Облегчение, потому что съездить с ней действительно будет круто. А разочарование по той причине, что если мне время нужно тщательно планировать заранее, то Рейган делает все через одно место. И всегда талдычит мне меньше заморачиваться, и быть спонтанной.

На всякие неожиданности у меня аллергия.

В самом прямом смысле этого слова.

У меня уртикария. Это такое замысловатое название хронической крапивницы. Причем она у меня идиопатического характера, то есть доктора понятия не имеют, почему и когда она у меня начинается, равно как и сколько продлится. Иногда стоит мне поесть определенных продуктов, прикоснуться к какому-нибудь аллергену или, особенно, слишком уж разволноваться – на внутренней поверхности локтевых сгибов и на животе выскакивают бледно-красные зудящие волдыри. Если вовремя не успокоиться и не принять какой-нибудь антигистаминный препарат, они превращаются в огромные отеки и потом не сходят несколько дней, а то и недель. Последний приступ был несколько месяцев назад, но теперь, когда, с одной стороны, надо мной висит эта заморочка с Рейган, а с другой – вся эта история с отцом, я уже чувствую, как ко мне подкрадывается зуд.

Я строчу ответ на сообщение Рейган, спрашивая, где и когда мы с ней завтра встретимся. Потом собираю телескоп и устанавливаю штатив в открытой балконной двери.

Настраивая насадку, я оглядываю через перила балкона тупик. Отсюда улица напоминает жирную дождевую каплю, посреди нее красуется дюжина общих парковочных мест. Ночью они, как правило, пустуют, открывая превосходный вид на противоположную сторону, где мой взгляд падает на машину Леннона. Такую трудно не заметить. Он ездит на огромном черном, похожем на катафалк «шевроле» 1950-х годов, с остроконечным хвостовым оперением и поднимающейся задней дверью, чтобы перевозить гробы или какую другую хрень, которую он там таскает. В данный же момент она стоит через дорогу прямо у бледно-голубого дуплекса – квартиры Макензи.

Я не могу вспомнить, когда именно Леннон из смешного соседского мальчишки-ботаника превратился в затянутого во все черное поклонника ужасов, но он всегда казался мне немного странным. По всей видимости, из-за условий, в которых ему пришлось жить. Его биологический отец – Адам Ахмед, в свое время волочившийся за Мак, – был гитаристом радикальной панк-группы из Сан-Франциско, популярной в 1990-х годах, когда в регионе залива Сан-Франциско наблюдалось небывалое возрождение движения панков. Мамочки возили трехлетнего Леннона на гастроли «Green Day», где на разогреве была группа его отца.

Так что да, он никогда не вел «нормальный» образ жизни, но при этом всегда казался нормальным.

До предпоследнего класса. После вечера встречи выпускников мы с ним не говорили несколько дней. Не наведывались в «Джиттербаг» попить после школы кофейку, не гуляли вечерами. Так прошло несколько недель. Время от времени мы виделись в школе, но все общение ограничивалось лишь парой натянутых фраз. Он стал тусить с другой компанией.

Из углового окна в доме Макензи струится золотистый свет. Это комната Леннона. Мне она хорошо знакома. Раньше мы сигналили друг другу из окон, потом поздним вечером выскальзывали из дому, встречались и отправлялись гулять по окрестностям в сопровождении Андромеды.

Даже изобрели свою игру, продумывая детальный маршрут и давая ориентирам названия.

Каждый из них Леннон изображал на бумаге, улицы на нем были помечены его аккуратным почерком и снабжены крохотными рисунками. Карты он рисует с тех пор, когда мы еще были детьми. Некоторые из них фантастические, созданные на основе прочитанных книг; Средиземье, к примеру, он изображал раз двадцать. У него есть и карты Мелита Хиллз. По правде говоря, наша дружба как раз с этого и началась. Я только-только переехала в этот городок, и заблудиться в окрестностях мне ничего не стоило, поэтому он нарисовал мне карту территории, прилегающей к Мишн-стрит. А в следующем году на мой день рождения подарил еще одну, дополненную: она включала в себя любимый маршрут его поздних вечерних прогулок, тянувшийся вдоль велосипедной дорожки, проложенной на берегу залива. Он снабдил ее маленькими смешными рисунками важных и интересных мест, а также расшифровкой условных обозначений.