Абраша - Александр Яблонский Страница 84

Родители много смеялись, и Николенька вместе с ними. Дядя Сережа сидел довольный, раскрасневшийся, и было видно, что ему наконец-то тепло и уютно. Каждый раз приезжая к ним, он как бы оттаивал, расслаблялся и по настоящему наслаждался каждой минутой жизни.

Николенька раньше коньяк никогда не пробовал. Дядя Сережа угадал его мысли, а может, просто поймал взгляд…

– Ну что, нальем мальцу?

– Смотри, как бы он не спился.

– Не сопьется, Тата, у него не та наследственность.

– Кто знает…

Кока выпил полрюмки и поперхнулся. Огненная жидкость обожгла нёбо, горло, раскаленной лавой обрушилась по пищеводу в желудок. Он потянулся к графину с водой, но дядя Сережа остановил его.

– Ты что, с ума сошел, запивать коньяк?

– Ему плохо будет, – вступилась мама.

– Это ж грех великий – губить выпивку. Только алкоголики запивают водку или коньяк водой. Значит, у них организм не принимает, а они вталкивают алкоголь, чтобы скорее сознание замутилось. Пить надо под закуску. Вкус надо чувствовать, смаковать, вспоминать.

– Даже коньяк под винегрет?

– Даже коньяк… Экзотика. Мне нравится.

Дальше разговор зашел о том, что чем закусывать: водку, коньяк, какое вино к супу, к рыбе, к мясу. Всё это было из области фантазий или прочитанных книг «из прошлой жизни». Поэтому Коке было неинтересно, и он ждал момента, когда можно будет незаметно выйти из комнаты, чтобы на кухне попить воды из-под крана.

Когда он вернулся, разговор уже принял другой оборот. Он сел и стал слушать. Впервые в жизни он сидел не под столом, грохоча своим паровозиком, а вместе со взрослыми, участвуя в «умном» разговоре.

– …Положим, антисемитизм появился вместе с евреями.

– Нет, Саня, не так. Во-первых, надо точно понять, что есть «антисемитизм». Во-вторых…

– Во-вторых, надо понять, кто такие евреи? Это ты хочешь сказать?

– Да, Саня. И это тоже. И нечего иронизировать!

– А я не иронизирую – это же такая большая мировая проблема – кто же такие эти евреи!

– Знакомым душком потянуло…

– Ребята, вы что, совсем? Или на вас коньяк так действует… с непривычки?

– Тата, ты – умница. Это коньяк – клопомор несчастный! Батюшка ты мой, продолжай, любимый! Итак, кто же такие евреи? – Ты это хотел сказать?

– И это тоже. Например, арабы, прежде всего палестинцы, а также жители стран, которых Израиль разметал, как щенков, в Шестидневной войне.

– Да и во всех других…

– Правильно, Тата, и во всех других войнах. Они кто – антисемиты?

– Конечно!

– Нет, Саня. Они не могут быть антисемитами, потому что сами – семиты. Арабы принадлежат к семитской группе.

– Ну, это – игра словами. Арабы ненавидят евреев, почти так же, как русские антисемиты, и нет разницы, кто бьет тебя: просто араб-антисемит или араб-семит-антисемит.

– Нет, мой друг. Это не игра словами, это – ключ к пониманию проблемы.

– Брось, Сережа, это – пустая демагогия.

– Да нет же, Саня. Это не демагогия. В этом – корень проблемы, в том числе, и нашего давнего спора-диалога о христиано-иудейской коллизии. Что самое главное в медицине? – Умение поставить диагноз. Это – проблема проблем. Господи, сколько людей загублено из-за неправильно поставленного диагноза. То же и здесь. Впрочем, в одном, может, ты прав: антисемитизм неизлечим. Но! – Все другие проявления антиеврейства, антииудаизма излечимы.

– Батюшка вы мой, какая разница! Саня же прав, еврею всё равно из-за чего его бьют, унижают, изгоняют.

– Разница, Татуша, именно в том, что одно дело – изгоняют или даже унижают по каким-то причинам: бытовым, религиозным, финансовым, теологическим – причинам, как правило, надуманным, хотя, иногда и реальным, ибо евреи далеко не ангелы. Другое же дело, когда уничтожают только за то, что еврей, нет, даже не иудей по вере, а еврей по крови. Не надо путать, как делают многие, почти все, ранние стадии этого явления, называемые античным или христианским антисемитизмом, с подлинным – расовым антисемитизмом.

– Все путают. Один ты такой умный.

– Да, я умный. И путают не все.

… Редко Саня с Сергеем цапается. Раньше вообще никогда такого не было. В последнее время все как-то раздражены. Хотя Сергея все любят, особенно Николенька. Его нельзя не любить. И он нас любит. Кого ему еще любить?

… И чего папа на дядю Сережу взъелся. Может, раздражает, что дядя Серёжа так много знает? Да нет, дядя Сережа всегда много знал, да и папа не только на него раздражается. Он и на маму, и на меня. Сейчас все раздраженные, ужас какой-то…

… Как она разгорячилась! Боже, что за чудная семья. Тата – просто красавица – недоступная, божественная. Умница. Даже представить невозможно, что Саня на неё иногда покрикивает – а без этого в семье, наверное, нельзя. Иногда они, видимо, ругаются. Они же люди. Нет, – небожители. Ночью они любят друг друга, как простые смертные, он раздвигает ее ноги, она целует его плечи, шею… О чём это я? Прости меня, Господи, прости. И спасибо Тебе, послал мне такую семью, мою семью и прости за грех мой, за падение мое. Не замолить его вовек…

Все замолчали. Было слышно, как сопит папа. Дядя Сережа налил себе полстопки коньяка. Мама откинулась на стуле и закрыла глаза.

– Притомилась, Татуша?

– Да нет. Как-то тоскливо и тревожно. Налейте-ка мне коньяку… Побольше, побольше. Вот так.

– Не много ли?

– Нет, Саня. Коньяк сосуды расширяет. А тревожно и тоскливо не только потому, что атмосфера вокруг заметно мрачнеет и предчувствия нехорошие, как верно наш Батюшка заметил…

Тата выпила залпом. Видимо, раньше она так коньяк не пила, и вообще вряд ли пила коньяк, коль скоро папа посмотрел на неё с удивлением, – подумал Кока. Мама от неожиданных впечатлений вытаращила глаза, закашлялась, схватила в рот кусочек яблока. Отдышавшись, она продолжила беседу, явно стремясь разрядить напряженную атмосферу.

– Сергей Александрович, но всё же общеизвестно, что, к примеру, клеймо «нечистых» «поклонников золотой ослиной голове» пошло еще от Манефона, то есть со времен 200-х годов до новой эры, со времен Птоломея Второго и живет по сей день, сегодняшние расовые, как говорите, антисемиты не брезгуют и этой глупостью.

– Точно, Татуша, точно. Наши яйцеголовые не брезгуют никакими протухшими отбросами. Только ты забыла добавить, что именно при Птоломее Втором Филадельфе или Птоломее Третьем число евреев, переселившихся в Александрию, увеличилось в разы. Антиеврейские инвективы не приводили, напрямую, во всяком случае, к физическому насилию и – это точно – никогда к ним не призывали. Иногда интеллектуальные бредни совпадали с бунтами черни, питаемыми чисто бытовыми, финансовыми причинами, но это не относилось впрямую к евреям: евреи побивали греков, греки – римлян, египтяне – тех и других и так далее. Надо быть объективным. Юдофобство постоянно стимулировалось и подпитывалось самосознанием иудеев, их уверенностью в своей богоизбранности. Из этого самосознания вылупились и развились такие категории, как религиозная исключительность, психологическая и социальная «особость». Евреи сознательно отгораживались от язычников, становясь, тем самым, чужими и чуждыми для всех остальных. Первоначально гетто появились потому, что иудеи стремились селиться и жить отдельно: территориально отчужденно от других, своим замкнутым миром. Кстати, и христиане на раннем этапе, прежде всего, своей «особостью», силой духа, убежденностью, пришедшими к ним по наследству от иудаизма, принимая мученическую смерть и страдания во имя своей веры, противостояли миру варваров – язычников, вызывая ненависть последних. Все противоречия, порой непримиримые, основывались на различиях традиций, жизненного уклада, общественного положения, разнонаправленных устремлений – евреи стремились к самоизоляции, в то время как окружающий мир тяготел к взаимообогащающемуся космополитизму. Наконец, религиозные мотивы со временем стали регулятором и побудительной силой антагонизма между иудаизмом и христианством, иудаизмом и исламом. Но! – Но никогда кровь, принадлежность к нации не лежали в основе антииудаизма. Ненависть и призыв к уничтожению – основа основ антисемитизма как социального явления. Расовый антисемитизм, повторяю для умственно отсталых, по своей природе отличается от античного или христианского антиеврейства.