Muto boyz - Павел Тетерский Страница 83

Я опять подумал, что вот ведь как везёт некоторым людям. Для получения оргазма им не нужно не то что секса или наркотиков — их распирает даже от банального вранья по телевизору, совершенно детского, рекламного и беспочвенного.

Потом в кадре возник до боли знакомый флаг с немыслимым логотипом, который разработал, естественно, Чикатило — он покопался в чьём-то «Маке» и наворотил какую-то мешанину из упрощённого силуэта болида, гордого профиля гонщика и перекрещивающихся, как пиратские кости, пит-стоповых флажков. Стоит ли говорить — Стриженов был уверен, что логотип был сотворен рукой безногого веб-дизайнера Драгана Олитакича, которому он, матерясь и скрипя, всё же отчислил рублёво-эквивалентную сотню долларов по безналу.

Камера отъехала и переместилась на Чикатилу, строевым шагом движущегося по направлению к лауреату. По телевизору юный волгоградец выглядел ещё хуже, чем в реальности — он был похож на скромнягу-онаниста, к которому в самый ответственный момент по ошибке вломился взвод быков с автоматами. Он переминался с ноги на ногу и, казалось, вот-вот пустит струйку в левую штанину — это была уже чистой воды конопля, и мы все (включая Стриженова) разразились грохотом колесниц Зевса.

Однако ещё колоритнее выглядел Чикатило. Когда он повернулся к камере и начал заряжать в неё свою ахинею, я подумал, что это какой-то монтаж, ошибка. Этот персонаж явно перекочевал в кадр из проблемной передачи о вреде опиатов и пожизненных пациентах наркологического диспансера — мы оба перед той съёмкой закинулись трамадолом, но я не думал, что его так вставило. Я не знаю, какими отсталыми должны были быть телевизионщики, чтобы этого не заметить — а может, они ничего не сказали специально, чтобы добавить изюминку в скучный рекламный сюжет, теперь это уже не важно. В любом случае, мы громыхнули ещё интенсивнее — только на этот раз мы со Стриженовым смеялись над разными вещами.

— Ты видел себя? — спросил я после того, как слегка отпустила контузия, вызванная прощальным стриженовским хлопком дверью. — Чёрт, какой же ты был обдолбанный. Только одного этого кинодокумента достаточно, чтобы упечь тебя на принудительное лечение до конца твоих дней.

— А что мне оставалось делать? Не мог же я пустить дело на самотёк и выглядеть так же, как этот несчастный тин. Ты же знаешь — у меня фобия по отношению к телекамерам. Я привыкну к этому, когда стану известным бумагомарателем, создателем бестселлеров и лауреатом Букеровской премии, но пока что мне ещё есть над чем работать.

— Подожди, Чик, какой на хрен Букер? Ты сам себе противоречишь. Ты же собираешься пойти по кривой дорожке. Если тебя и будут показывать по ящику, то только в сводках Интерпола.

— Да и хрен с ним, я не об этом. Я — о самосовершенствовании, о буддистской Работе Над Собой.

Я хотел было развязать интереснейшую полемику-пикировку на тему, является ли употребление наркотических препаратов одной из ипостасей буддийской Работы Над Собой, но вдруг произошло то, что стало самым ярким событием того дня. И после чего мы уже не могли вернуться к обсуждению серьёзной темы — нам мешала эйфория, не способствующая развитию умных дискуссий.

Тихонько постучавшись, в офис вошел идеал. Я имею в виду: идеал секретарши, а не вообще идеал женщины. Не было никаких бездонных глаз с тайной, загадочных улыбок, ямочек на щеках и прочей чуши, которая описывается в книжках для романтиков — было деловое сочетание интеллигентного (не кричащего!) блядства, вкуса в одежде, подчёркнуто правильных си-сечек и некоей относительной глубины. Это было как раз то, о чём мы не сговариваясь мечтали: никакой кама-сутры возле компьютера, но в то же время и никакой платоники. Вместо этого — золотая середина: перманентный намёк на возможность приятного, но не чересчур доступного секса с красивой девушкой.

Для приличия мы долго задавали ей какие-то вопросы, звучавшие откуда-то извне, произнесённые не нами, а минут через десять Чикатило заговорщицки выдохнул, пуская в ход всё, чем его наделила природа:

— Всё ясно, Илона. Мы берём вас на эту работу. С какого числа вы можете приступить к исполнению служебных обязанностей???

2 ЧАСА С MTV: «Modern Talking»

— Как-то раз, очень давно, я смотрел по ящику сюжет, — разглагольствовал Чикатило, озирая аляповатую мазню в рамочках, развешанную чьей-то шаловливой рукой по коридорам офисного центра, видимо, для того, чтобы высосать из пальца новый эстетический предлог для поднятия арендной платы. — Там кто-то решил поиздеваться над людьми и научил дрессированного слона брать в хобот кисточку, макать её в краски и потом возить ею по мольберту. Когда слон намалевал таким образом что-то около сотни авангардных картин, этот парень открыл выставку художника Джей Джей Джамбо. Всякие аристократические уродцы ходили там с умным видом, подолгу останавливались возле каждой картины и говорили: «О, конгениально». Или: «Какой удивительный внутренний мир, какой вычурный полёт мысли». Или на худой конец: «А он неплох, этот Джей Джей Джамбо. Ещё немного осмысленности — и его ждёт эпохальное будущее». В день закрытия выставки парнишка, который всё это замутил, созвал пресс-конференцию и показал видеофильм, который он специально снимал в процессе. С самого начала — как слон брал хоботом кисточку, как макал её в краски. Как мазал ими холст. Как иногда прерывал творчество, принимал стойку и отливал не отходя от кассы. Там не показали, как отреагировали на это все эти аристократы-дегенераты. А жалко, блядь. Я бы на их месте после этого забыл о богемной тусовке и вообще о любом маломальском пафосе.

То, что теперь гирляндами висело на всех стенках офисного центра, рисовал, конечно, не слон — это рисовал самый обыкновенный мудак, купивший себе краски и кисточки и на основе этого ставший авангардным художником. Которого прямо так и надо называть: художник-мудак такой-то… Лучше бы их рисовал Джамбо, честное слово. Тогда это было бы по крайней мере смешно.

— Это удивительное время, которое потом будет рассматриваться историками искусств как порог, переходный этап, начало нового витка, — продолжал гнать Чикатило. С утра он немного пыхнул — мы снова начали более-менее жёстко курить дурь, в тот год у нас вообще всё складывалось просто здорово. — Этап упразднения лишних звеньев цепи, которая ведёт от изначального импульса к конечному результату. Таких, как умение, мастерство, владение инструментами. В наше время слоны и экзальтированные нарки рисуют пятна, геометрию и мазки. Именно мазки — даже не говорите мне, батенька, что это слово ассоциируется у вас с венерическим…

— Тихо! — оборвал я и прислушался. — Ты слышишь? Е… твою мать, ты слышишь ЭТО?

Чикатило прервал тираду и навострил уши. Радио здесь звучало только в коридорах и очень тихо, так, что обычно сливалось в какой-то заштатный ненавязчивый гул — но этот мотив можно было вычленить даже в его потоке. «Браза Луи, Луи, Луи» — это сыграло со мной роль машины времени: я, стоя в лифтовом холле суперсовременного европейского офисного центра, перенёсся в убогую эпоху пионерских дискотек, лосин и крашеных чёлок.

— Что это, блядь, скажи мне, ЧТО ЭТО? — Я схватился за голову и нырнул в лифт.