Время спать - Дэвид Бэддиэл Страница 81

— Кого там принесло? — удивляется она и уходит, бросая на меня недоуменный взгляд, который означает всего лишь «кого там принесло?»; в нем нет и намека на «Боже, мы же чуть не поцеловались?»

Жду, пока она уйдет, и выливаю остывший, так и не выпитый чай в раковину; я наблюдаю за тем, как образуется воронка, и чай исчезает в обрамленной блестящей нержавеющей сталью дырочке, прямо как мой план действий.

— О господи! — слышу я крик Элис.

Испугавшись, стряхиваю жалость к самому себе и бросаюсь вон из кухни, в коридор. Я вижу отпрянувшую Элис, а за ней — стоящего на пороге человека внушительных размеров, промокшего насквозь, с измазанным грязью лицом. Чем страшнее мне становится, тем быстрее я бегу, а потом мой страх меняется: это не какой-то псих, от которого я должен спасти Элис — от этих слов я отказываюсь, — это тот самый псих, от которого я должен спасти Элис, это Ник.

— Ник? — у меня перехватывает дыхание. — Что случилось?

— «Уандерласт» затонул, — спокойно отвечает он.

— Только что? И ты в этот момент был на борту?

— Нет, еще два дня назад. Я просто нырял, хотел достать кое-какие вещи.

Хотя мне сейчас есть о чем беспокоиться, в голове вертится одна мысль: «Девять тысяч фунтов?!»

— Господи, — приходит в себя Элис. — Ты проходи, я принесу полотенце и что-нибудь из вещей Бена.

— Подожди, не стоит, — говорит он.

Услышав в голосе Ника решимость, начинаю паниковать. Сильно.

— Я не собираюсь проходить внутрь. Я зашел просто для того, чтобы кое-что тебе сказать.

Элис бросает на меня такой взгляд, будто хочет сказать «о нет, опять его безумные речи», но я в этом сомневаюсь; сомневаюсь и в том, что она не станет его выслушивать. К голове Ника прилипла водоросль, очень похожая на ту, что Иезавель приносила до крыс и лягушек; растение будто зачесано на макушку, чтобы прикрыть лысину.

— Ник, — говорю я, изо всех сил пытаясь поймать его взгляд. — Все нормально. Не беспокойся. Забудь.

— Я пришел, чтобы рассказать тебе правду, — с серьезным видом заявляет он, не сводя пристального взгляда с Элис.

Пытаясь привлечь его внимание, мотаю головой из стороны в сторону прямо у него перед носом — черт, что за мерзкий запах, — но ничего не получается; издалека, наверное, может показаться, что какой-то псих задирает постороннего человека.

— Слушай, ты же побывал в холодной воде, может, тебя в больницу отвезти? — предлагаю я и поднимаю руки, чтобы выпихнуть его, но Ник хватает меня за запястья и со всей силой безумца отталкивает.

— Я расскажу ей, Габриель. Я должен рассказать ей всю правду, — объясняет он.

Я понимаю, что ничего не могу поделать, бросаю беспомощный взгляд на Элис и тут же осознаю, что сам все окончательно испортил; если она и могла принять слова Ника за бред сумасшедшего, то теперь из-за моей грубой и очевидной попытки не дать ему сказать у Ника появился кредит доверия.

— О чем ты, Ник? — мягко спрашивает она.

Похоже, Элис собралась с духом, готова услышать все что угодно, кроме, как мне кажется, рассказа о романе ее мужа с хирпией.

— Габриель влюблен в тебя. С того самого дня, как вы познакомились.

Ник поворачивается, и мы встречаемся с ним взглядами — это какая-то садистская пародия на эпизод с упущенной долей секунды на кухне; но в его глазах я вдруг замечаю то, чего не видел раньше, даже до того, как он покурил той улетной темы, — глубочайшее, абсолютное здравомыслие, которое, пожалуй, действительно в одном шаге от безумия. Это не месть; он не пытается отплатить за мои попытки использовать его в своих целях. Ник пытается мне помочь, раз и навсегда покончить с моей вечно тлеющей опухолью. Получается, именно так можно избавиться от безумия? Без хлорпромазина, без консультаций психологов, без тренингов Эрхарда, а просто нырнув в холодную воду одним жарким днем?

Бум. Бум. Такой звук раздается у меня в голове. Только он не звонкий, не громкий, а далекий, как шум канонады. Потом появляется другой звук: серебрящийся смех Элис. Гляжу на нее, на ее запрокинутую голову, на прекрасное, хотя и искаженное смехом лицо; у меня есть возможность вернуться, снова оказаться в системе привычных координат. Нужно только рассмеяться вместе с ней.

Хрен с ним.

— Да, это правда, — признаюсь я. — Я влюблен.

В то же мгновение она перестает смеяться.

В явно замедленном режиме, чуть изменяясь кадр за кадром, ее лицо обретает серьезное выражение, она смотрит на меня.

— Что тут поделаешь? — говорю я, чувствуя, что слова идут откуда-то из самой души. — Моего брата ты встретила первым. А это случайность — просто захотелось прогуляться по парку, все же дойти до вечеринки… так ты его и встретила. А если бы ты пошла в какое-то другое место, то могла бы встретить меня. Вот и все. Вместо того чтобы записать в своем дневнике три года назад «гуляла по парку» и «ходила на вечеринку», ты вполне могла сделать другую запись: «лишила всех надежд на счастье человека, которого еще не знаю».

Элис стоит, опустив глаза и нахмурив лоб; возникает ощущение, что мне, наверное, лучше уйти. Ник тактично смотрит в сторону, опершись рукой о дверной косяк. Конечно, я не совсем то хотел сказать; но ведь сами знаете — в такие моменты все равно никогда не получается сказать именно то, что хотелось.

— Кстати, именно поэтому Дина меня и бросила, — добавляю, глядя на улицу и замечая, как фонари, зажигаясь, мерцают, а потом свет становится безжалостно ровным. — Она узнала.

Если бы я собрался выложить вообще все начистоту, то рассказал бы о беременности Дины, но мне кажется, что это Динино право. А вот это — мое. Элис поднимает глаза и проницательно смотрит на меня.

— Ты ей сам рассказал?

На мгновение я задумываюсь.

— Ну да. В общем и целом.

— Габриель… — на лице Элис изображается искреннее желание помочь.

Я поднимаю руки и жестом словно отстраняюсь от нее.

— Не надо, Элис. Серьезно. Не беспокойся.

Мне не нужна… знаю, мысль избитая, но я и сам не в лучшем состоянии… не нужна ее жалость. Я подношу руку к ее щеке; она не отворачивается, позволяя мне прикоснуться.

— Я ничего не скажу Бену, — говорит она. — Если не хочешь…

— Это как ты хочешь.

Я изо всех сил пытаюсь запечатлеть в памяти эти пять секунд полного взаимопонимания — так всю свою жизнь отдавший цветам садовник, умирая, мог бы уловить запах розы. В конце концов, след я оставил и контуры его очевидны. Отнимаю руку от ее лица; время вышло.

— Пока, Элис, — прощаюсь я и ухожу.

Мне показалось, что Ник ушел, но он сидит на тротуаре, прислонившись спиной к садовой ограде.

— Вернешься домой? — спрашиваю я.