За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии - Александр Никонов Страница 80

Потом, по прошествии многих лет, размышляя о сакральной сущности проекта под названием «Целина», Нурбей Гулиа пытался найти в нем хоть какие-то плюсы:

«Мне постоянно приходила на ум крамольная мысль — а нужно ли было вообще «поднимать» целину? Окупятся ли такие колоссальные финансовые затраты, переброс людских ресурсов, сломанные судьбы людей? Кормила же Россия в 1913 году полмира и без всякой целины. В приватных беседах с «бывалыми» людьми — и на целине, и в Москве я получал однозначный ответ: «Не нужно!» Правда, ответ произносился тет-а-тет и шепотом.

А вот на другой, менее глобальный, но более близкий мне вопрос — нужно ли было посылать на целину неопытных студентов со всей страны, я однозначно отвечаю: «Нет!». Не самый худший был наш «призыв» — все идейные, готовые к труду ребята. И что же мы сделали полезного? Скосили малую часть хлебов, которые все равно пропали. Причем за счет совхоза съели столько, что все остались должны не менее чем по тысяче рублей. Кроме того, израсходовали государственные деньги на проезд и обмундирование — телогрейки, сапоги, матрасы, одеяла и проч. Вместо летнего отдыха чуть ли не половина ребят заболела, и все на два месяца опоздали на занятия. А два парня из нашего вагона вообще погибли нелепой смертью. Доходили слухи, что в соседних отделениях совхоза тоже были погибшие…»

Не понимает ничего Гулиа в коммунизме! Все эти мертвые и заболевшие есть священные человеческие жертвы на алтарь «прекрасного далёка», заменяющего в красной религии небесный рай…

А мы, возложив цветы на могилы невольных героев, закончим рассказ об улучшении земель по-советски. От целины далеко отходить не будем. Степь. Совхоз «Советская Сибирь». Испокон веков тут бродили кочевники, гоняя свои стада. И при Советах было овцеводческое хозяйство. Почвы бедные, но овцам травы хватает. Однако партия поставила задачу: накормить наконец народ! Людям нужно зерно! И степь распахивают по приказу партийного начальства, которому сверху спустили план распашки. Заметьте, даже не план по зерну, а план по распашке. Все ради процесса!

Тракторами содрали травяной покров. А дерн, кстати, в степных условиях предохраняет почвы от ветровой эрозии, которая губит землю. В результате на бумаге посевные площади выросли, а по факту земель, пригодных для сева зерновых, стало меньше. Когда тут было овцеводческое хозяйство, оно выходило на рентабельность. А когда стали сеять зерно, совхоз «Советская Сибирь» начал приносить ежегодные убытки на сумму до 400 тысяч рублей, то есть собирают тут урожая меньше, чем сеют. Но разве партию интересует экономическая эффективность? Партию деньги не интересуют, о каких деньгах может идти речь, нам люди важнее! Народ надо накормить! Ни перед какими затратами не остановимся ради святой цели!

Но убыток — не самое страшное. Ибо малый урожай — малая беда. А вот большой урожай — большая беда. Потому что до половины урожая в СССР с полей собрать не могли, и еще примерно половину собранного теряли при перевозке и хранении. Почему? А потому что урожай был ничейным. Он принадлежал «никому» — государству. И потому всем на него было наплевать. Вот как это происходило.

Представьте себе кубанский, украинский или молдавский колхоз, производящий яблоки. Огромный сад, заваленный яблоками. Они лежат на земле и гниют. Они никому не нужны. Ближайшие перерабатывающие заводы забиты, на дальние не отправить — нет тары, грузовиков и бензина. Яблоки сгниют. А колхоз получит премию за перевыполнение плана. Та же «Литературка», которой позволялось ограниченно критиковать советскую действительность, пишет:

«В одной моей бригаде, — жалуется бригадир колхоза имени Мичурина (кстати, Герой соцтруда), — в прошлом году пропало свыше тысячи тонн овощей… 70 тонн сладкого перца «гогошары» так и сгнили в кучах на поле. Никто не хотел их принимать.

В Слободзейском районе положение лучше, чем в других, — там сильнее перерабатывающая промышленность, поэтому гибнет на полях всего лишь 20 % урожая, то есть 40 тысяч тонн. Что же в остальных? Консервные заводы не имеют никаких резервов мощности, так что стоит в период уборки выйти из строя хотя бы одной линии, и все улицы Тирасполя оказываются забитыми грузовиками, истекающими томатным соком. Тем не менее колхозников заставляют, как и всюду, бороться за повышение урожайности, газеты пишут о замечательных починах: добиться урожая 700 центнеров помидоров с гектара, 135 центнеров фруктов. Тут же, рядом с кучами гниющих на поле плодов и овощей, устраиваются собрания по принятию социалистических обязательств — собрать на будущий год еще больше! Сейчас вся Молдавия производит около 800 тысяч тонн овощей, и эту цифру собираются удвоить…

Однажды председатель колхоза, у которого пропадал урожай яблок, решился на преступление: купил тарную дощечку на колхозные деньги у жулика-снабженца. Из дощечки наготовили ящиков; урожай спасли, но дело раскрылось, и председатель попал за решетку».

Для коммунистической партии лучше пусть урожай сгниет, чем какой-то человек получит прибыль…

Люди моего возраста еще помнят, как совграждан насильно (в СССР это иронически называлось «в добровольно-принудительном порядке») заставляли работать на овощебазах — снимали с основной работы ученых и инженеров, врачей и преподавателей и по распоряжению парткома гнали на овощные базы перебирать гниль. Помните? А форму одежды помните? Перчатки, сапоги… Без сапог там никак, поскольку ходить приходилось порой по щиколотку в овощной гнили. Я ходил перебирать советскую гниль, будучи студентом, потом — будучи инженером. Год за годом, год за годом… А потом советская власть внезапно кончилась. А вместе с ней исчезли овощебазы, принудительный труд и гнилая картошка в крафтовых пакетах на прилавках магазина «Овощи-фрукты». Как по волшебству. И теперь пирамидальные кучи гнилой картошки и капусты я вижу только во сне.

О том же самом вспоминает в своей книге Ефимов. Видимо, это архетип, знаковое воспоминание каждого советского интеллигента:

«Теплый апрельский денек. Мы входим в ворота большого московского овощехранилища, расположенного где-то за Беговой улицей. С утра всем сотрудникам института выдали резиновые сапоги, и с первых же минут работы мы понимаем, насколько они здесь необходимы. Ноги просто тонут в гнилом картофельном месиве. Мы работаем в безнадежном бункере — отсюда уже ничего спасти не удастся. Нужно просто выгрести прогнивший картофель, пока он еще не растекается сквозь проволочную лопату, и освободить место для нового урожая. Рядом, говорят, положение чуть получше. Там отобрали несколько ящиков для магазинов. Картошка мелкая, с гнильцой, но и за ней будет очередь».

В последнее время, в эпоху кризиса, я часто, в том числе и по ТВ, слышу странные разглагольствования о том, что «общество, основанное на получении прибыли, порочно», что оно подошло к своему «логическому концу» и «существовать более не может». Поэтому нам (человечеству) необходима «смена парадигмы» — нужна социальная система, которая основана на иных приоритетах — на общественном интересе, например. Но такое общество у нас уже было! Общество, основанное на «других приоритетах», а не на прибыли. Не на личном интересе. Общество без хозяина.

Когда нет хозяина, всем наплевать на все. В том числе на урожай, о котором мы сейчас говорим. Советская пресса каждый год писала об одном и том же, просто примеры год от года были разные: