Краски Алкионы - Маргарита Азарова Страница 8

Как мы с тобой и условились, будем обмениваться письмами. Отсутствие в доме телефона и телевизора поначалу мне показалось не совсем нормальной прихотью Никоса. Хотя я не могу утверждать стопроцентное отсутствие здесь коммуникативных благ цивилизации, по крайней мере, в моей визуальной доступности их не наблюдается. Но, ты знаешь, во всём надо искать свои плюсы и минусы. И, осмотревшись, я понял замысел хозяина, и минусы померкли на фоне плюсов. Но начну по порядку.

Машина была подана к подъезду ранним утром – ровно в 5.00. На мой вопрос, куда мы поедем, водитель вежливо, но уклончиво сообщил, что мы поедем в северо-восточном направлении; сдержанность ответа придала нотку таинственности путешествию уже в самом его начале, я даже не стал настаивать на более развёрнутом ответе. А представил себе Питер. На машине около десяти часов добираться. Могли бы и на поезде – ночь, и ты там, даже не ночь, а примерно пять часов. Сложив багаж, водитель предупредительно открыл передо мной дверцу авто, что меня изрядно удивило. И привело к мысли о вышколенности персонала, имеющего отношение к заказчику моей работы. И потом в пути мне импонировала чёткость его действий на дороге. Я расслабленно смотрел в окно на проносящиеся мимо машины, вслух чертыхался но поводу нерадивых водил и даже один раз прошёлся по поводу барышни за рулём, да ещё к тому же блондинки; отметив про себя, что стереотипы мышления прочно оседают в голове, и, когда интеллект прикорнёт где-то в глубине благородства, то приобретённые простейшие рефлексы тут как тут вылезают наружу как весной подснежники.

Потом я задремал: мне снилось детство, те редкие прекрасные моменты, когда мой дед читал мне сказки, ходил со мной за грибами, учил пилить дрова… А главное – я чувствовал, что нужен ему, и он не отмахнётся от меня как от назойливой мухи, мешающей заниматься взрослыми делами. Я так и очнулся от сна с улыбкой на лице. Водитель сообщил, что мы приехали, и улыбнулся мне в ответ. Окна авто были в мелких дождевых каплях. Но сейчас на небе уже сияло солнце, и газотурбинный вертолёт Agusta А 119 пригласил нас в своё чрево и как большая четырёхметровая стрекоза взлетел, крутя своими четырёхлопастными крыльями, поднимаясь всё выше и выше. Насколько я помнил, такой вертолёт был рассчитан на полёт примерно на расстояние около 1000 км, обычно пилоты не развивают скорость выше 180 км в час, значит, максимально часов через шесть мы приземлимся, если, конечно, это не случится раньше. Под нами расстилался чистый небосвод, лишь над нами отдельными белыми шёлковыми нитями блестели перистые облака. Я пребывал в какой-то эйфории. Обычно меня интересовала конечная цель путешествия, но сейчас я наслаждался полётом, всем тем комфортом, которым меня окружили, я дремал, потом листал журналы, потом опять дремал, может, тому способствовала рюмочка французского коньяка, оказавшегося очень кстати на борту, и моя любимая трубка, источавшая свой специфический вересковый аромат.

Вертолётная площадка находилась недалеко от дома Никоса. С определёнными оговорками, при взгляде на это жилище и окружающую среду обитания, первое, что приходило в голову – термин «скит», в том распространённом понимании, когда дом находится вдали от крупных селений, благ цивилизации, в тишине естественной природы. Дом – огромный отшельник, окружённый настоящим глубоким девственный лесом, казавшимся бескрайним. Вокруг бегала какая-то живность, совершенно не пугаясь приближения человека, настолько, видимо, доверие к людям было велико. Пока я шёл по тропинке к крыльцу, молодой бельчонок несколько раз спустился и поднялся по стволу близстоящего к дому дуба, иногда вскидывая на меня свой любопытный чёрный глаз-пуговку. Всё было так нереально хорошо, что мне захотелось остановиться, протянуть руки к солнцу, сиюминутно вобрать его тепло, свет. Заяц, наблюдавший за мной недалеко от тропинки, вздрогнул при движении моих вскинутых рук и прыгнул в ближайшие кусты, я рассмеялся и зашагал дальше.

Никос уже распахнул дверь и вышел мне навстречу. Его рука опиралась на ту же трость, что и в галерее, помнишь, она была украшена серебряным набалдашником в виде распростёртой горизонтально относительно эбенового шафта трости, птицы с женской головой. Тогда в галерее трость дополняла общую картину современного человека, следующего тенденциям моды – от одежды до аксессуаров, идеально подходящих ему: к его природной цветовой гамме тёмно-русых волос с лёгкой серебристой сединой на висках и серым глазам. Сейчас весь его облик был более демократичный, более домашний, но, несмотря на отсутствие золотого Ролекса на запястье, дорогой одежды от лучших кутюрье, всего того, что было на нём в первую нашу встречу в галерее, он нисколько не проигрывал в своём общем производимом впечатлении. В данный момент его одежда привлекала ортодоксально древнеславянским пошивом, историю и символику орнаментации коего я изучал ранее: это была белая длинная до пят рубаха с широкими рукавами, подпоясанная красным поясом. По плечам, по низу рукава и рубахи были вышиты древнейшие орнаменты. Это были узоры-обереги, как и пояс красного цвета, связанные с тремя стихиями, которым поклонялись славяне. Символы земли – засеянное поле, это такой ромб, разделённый на четыре части с точками внутри каждой; символ воды – хляби небесные, изображённый волнистыми линиями; символ огня – косой крест, громовой знак, такой шестиконечный крест в круге, восьмилучевой Коловрат и ещё звери, деревья…

При беглом взгляде всё и не рассмотришь.

Неожиданно на тропу между мной и Никосом выскочил самый настоящий волк. Я вздрогнул от неожиданности. Думаю, передо мной был лучший из представителей волчьего племени: широкая грудь, поджарое тело, длинные мускулистые ноги, серебристый воротник на шее, лобастая голова, изучающий, умный, какой-то человечий взгляд. Это я сейчас могу так хладнокровно оценить этого красивого зверя, но в тот момент моя душа ушла в пятки от страха. Волк помчался ко мне и вдруг резко остановился даже без предупредительного знака со стороны Никоса, по крайней мере, я его не заметил. И мне показалось, не поверишь, будто волк мне улыбнулся, знаешь, как это делала соседская дворняга, помнишь, из нашего детства, когда встречала нас.

– Вы ему понравились, – отметил хозяин сих угодий, – это бывает не часто, вы в этом впоследствии убедитесь.

Вот так и не знаешь, в какой момент адреналин зашкалит…

Мы вошли в доме в одну из комнат, убранство которой невозможно оставить без описания. Русская печь, украшенная изразцами с сюжетами из русских народных сказок, устье печи было загорожено чугунной заслонкой с двумя ручками и с орнаментом, очень похожим на тот, что украшал трость Никоса. Рядом с печью стояли ухваты для чугунков и сами чугунки. Под устьем лежали дрова, а рядом на подставке стоял, отливая бронзовыми боками с чеканкой, самовар. По стенам висели полотенца с лубочным узором, и в тон им висели занавески на окнах. Проследив за моим взглядом. Никос сказал:

– Баня растоплена. Надеюсь, часа вам хватит. Я буду ожидать вас в горнице, вас проводят. Потом подкрепитесь с дороги, в общем, располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

И со словами: «А вот и ваши апартаменты», распахнув передо мной одну из дверей, ведущую в предназначенную для меня комнату, удалился. Дальше, дружище, я был в раю. Да ради одного того, чтобы познать, что такое русская баня, стоило родиться. Я не преминул воспользоваться ни веничком душистым, берёзовым, ни ушатом холодной воды, после жара, казалось, забравшегося мне под кожу. Всё как-то свежо, обновляюще, я бы сказал – вдохновляюще. А если ты спросишь: видел ли я хотя бы одну из натурщиц, я отвечу, что, буквально, ещё им представлен не был, и за столом мы с Никосом были вдвоём. Но перед тем как выйти из комнаты в горницу, я слышал необыкновенное пение, слегка просачивающееся сквозь глухие стены дома. Могу тебе сказать – оно завораживает, и если поющая так же прекрасна, как её голос, то я предвкушаю славное время, проведённое в обществе такой необыкновенной девушки, и надеюсь на то, что, наконец, мне удастся передать не только своё отношение к изображению, но и богатство внутреннего мира модели.