Восковые куклы - Елена Мордовина Страница 8

5 Марта. Первое весеннее воскресенье. Думаю поехать на ипподром. Небо, вроде, очищается, светлое, только несколько облачков. Чудесный день, правда, на ипподром я попала часам к четырем, когда уже все заезды закончились, потому что задержалась в синагоге (и когда шла туда, встретила Митю, его мама выгнала погулять, пока она будет убираться). Адик прилетает в пятницу! Я так хочу его встретить в Борисполе и, наверное, сойду с ума до пятницы. Встретила Анечку, которую ужасно люблю. Теперь она учится в Институте международных отношений на юриста, но такая же сумасшедшая. И у нее собака — доберман Зукко Берт-Герутта, так кажется. Она первая узнала, что у меня родится ребенок, и спросила, как его я хочу назвать. Я сказала, что не знаю и, впрочем, я еще сто раз передумаю, а что придумает Адик, даже не могу представить.

6 Марта. Совершенно бестолковый день.

7 Марта. День, кажется, все никак не закончится. Да, и какая-то неуемная возбудимость — надо прекратить пить этот токоферол.

8 Марта. Утром эта старая еврейская дура потащила меня менять ботинки, только бы менять! Теперь у меня болит позвоночник. Ну не бывает хорошей обуви за такие деньги! Только уродовать себя. Целый день я в Карфагене, теперь с подачи Эмилио Сальгари. Бывает же так, что чью-то историю в детстве так воспринимаешь, будто свою собственную. Проходит почти десять лет, а имена всяких там Ганнибалов и Гамилькаров вспоминаешь как имена своих старых забытых друзей. Удивительно! Теперь нашла учебник по истории и читаю со всеми подробностями: Пунические войны, план Карфагена, схема битвы при Каннах — наверное, у меня все-таки родится мальчик. Адик прилетает послезавтра. О, Адик! Птица бьется о прутья клетки — я включила свет и мешаю ей спать.

9 Марта. Все, уже завтра! Снова этот дурацкий синдром — боязнь выйти из дома, какой-то безотчетный страх. Залезла в ванну. Тем более с утра пасмурно было и дождь. Но мама пришла и сказала, что очень тепло и можно без шапки. У меня чистая голова, и «я опять иду гулять». И весна! Я ее поймала в воздухе, в других горизонтах, в шуме ясеня, в песне птиц среди голых ветвей, во взглядах школьников на деревянной парковой лестнице, в загадочной эпичности деревьев, в этой обнаженности домов. О-о! Сю-пер! как говорят во французских сериалах. Я сидела на лестнице, как той весной, когда мы познакомились. Если бы он сейчас появился, все те же чувства охватили бы меня, и с той же силой, что оборвалось бы дыхание.

11 Марта. Весна и солнце. Он приехал! «Desert Rose» Стинга на всех радиостанциях, такси, ночной город. Сухой снег, тучи, промозглая погода. Куда и делась начавшаяся весна? В три часа я уже в Борисполе. И эти растянувшиеся часы (рейс еще задержали: Tel-Aviv arrived. Istanbul expected 18.30) показались жизнью. Прогулки возле аэропорта нельзя выдержать более десяти минут — холодно — громадное небо, словно затаившийся зверь, стекает красными капельками закат, предчувствие чего-то огромного и страшного. Машина, распугивающая птиц. Сидим на скамейке у аэропорта — ночь, холод, он курит и говорит о Стамбуле. Потом едем, едем долго, едем уже сквозь ночной город, высаживаемся возле Бессарабского рынка. Бродим по Саксаганского и Горького в поисках кафе. Это кафе из картонных цветов, шишечки в сердцевинах картонных маков, он дарит мне африканские бусы — в этом вся какая-то нелепость нашего существования вместе. Он постоянно уходит звонить, чтобы было, где вписаться хотя бы на ночь. Наконец, едем к китайчонку Ли на машине, и через час я уже ухожу, чтобы мои не выкупили, что он приехал. Сегодня я как проснулась, поехала к нему, и от самого Индустриального моста шла пешком. Там как всегда зависалово сквозь табачную пелену, совершенно нетворческое, обламывающая атмосфера, а Вадичка-педичка мямлит по телефону, видимо, не хочет вписывать. Из этого чада мы сбежали гулять и гуляли, пока я не замерзла, по Пушкинской, после зашли на студию, там был только прорисовщик, который толком ничего не знает. Теперь я греюсь здесь и ем жареную рыбу, и только сейчас засияло солнце. В шесть встречаемся в «Ребекке».

14 Марта. Утром ели первый раз огурцы со сметаной. Я совсем забыла об открытии синагоги, потому что у Жени-флейтиста день рождения. Сейчас живем у Вадички на Ереванской.

15 Марта. Встала в семь, поехала сдавать кровь и сюда, переодеться в платье. Адик не поехал кровь сдавать, потому что сильно вчера устал. Еще эти кварцевые лампы — осталось три процедуры. Вечером Вадичка позвал нас в Динамо-Люкс и зашел. Они хотели сначала вдвоем идти, но я тоже пошла, и получилась не совсем приятная прогулка, еще дождь, мы все как бы отдельно идем по ночному Крещатику. Но Динамо-Люкс того стоил: Коган привез уникального финского типа — Мика… Мика Похьола — вау! Роллс-Ройс под дождем на углу гостиницы, графитти, высокая лестница, освещенная огнями, обыск при входе, негр-гардеробщик, игрушечный тигр, трехэтажное нагромождение галерей, обитые длинноворсовой тканью перила, диваны, оранжево-синяя карта созвездий, коридоры для барменов, огражденные цепями, тройные экраны, освещение, тень от контрабаса, стул, игра света на музыкантах и ударной установке. Ценз при входе — двадцать один год, но со мной взрослые парни и я беременна — меня пропускают без слов. И еще раз — вау!

16 Марта. Стоило провести целый день вместе — и к ночи поссорились, и конечно, нечего сваливать эту ссору на наши взаимные «измены» и на его марихуану. Я в плохом настроении, оттого что не хочу становиться его женой в том смысле, как они это понимают — такой женщиной, которая всегда есть под рукой для регулярных половых процедур, а ты себе проводишь время с подругами и оттягиваешься. Это самое отвратительное, что может быть. Я хочу, чтобы он был со мной, когда он со мной, а если находит другую девушку — то никаких камбэков, пусть с ней и живет. Только это по-честному и способствует прогрессу цивилизации. А то «уеду в Москву, погуляю, пересплю с какой-нибудь красоткой» — у меня вся истерика началась с этой его фразы, еще утром, конечно, после этого я о Москве и думать не хочу. А после: «А тебе-то что теперь?» Как будто я вещь, которая на время испортилась. Нет, день прошел хорошо, он хоть начал рисовать. Рисовал меня, я делала ему массаж. Он лежал, накрытый зеленым полотенцем, как шиитским знаменем. Ближе к вечеру ходили в «Кибер-кафе», с тем, чтобы я потом вернулась. По дороге купили пакет сока и авокадо в магазине за Оперным театром. В «Кибере» нас чуть не развели на 15 гривен, но у Адика хватило смелости выяснить отношения. Я поехала домой, слушала по дороге Стравинского. Но забыла у него ключ, и он догадался вернуться. Пришлось играть в шахматы, и в конце игры, конечно, поссорились — он переставил фигуры на четыре хода назад, мне показалось, что неточно, и вообще, меня такое раздражает. Я просто смела их с доски и сказала, что он выиграл. Стирали носки среди ночи.

17 Марта. Сейчас он ушел к Ли, а в четыре мы встретимся с ним на парковой лестнице, я так хочу встретиться с ним там в теплый весенний день, как позапрошлой весной и пойти — неизвестно куда и зачем. Конечно, погода стала премерзкой, на лестнице было холодно, и серо, и гнусно. Он поднялся снизу, мы сидели и разговаривали, потом шел сухой густой снег, но он разогнал гнусное состояние, и мы даже не знали, о чем говорить друг с другом и куда идти. Это я могу воспринимать его как позапрошлой весной, когда я приходила сюда прогуливать уроки и когда он впервые накурил меня травой, а для него я уже старый отработанный материал, этот красавец сидит со мной, а сам косится на девочек, которые сегодня пришли прогуливать уроки. Для него мое время кончилось. Ему со мной неинтересно. Зашли в L-Art, там фотовыставка «Взгляд пришельца» — слепящие неоновые прочерки ночного города. Потом заехали на Дегтяревскую, бабушка с мамой пили греческий коньяк из длинной бутылки, мы там поужинали. К вечеру Адик ушел и вернулся совершенно пьяный и обкуренный в три часа ночи. А в 12 позвонил Вадичка и попросил нас выметаться на выходных.