Айза - Альберто Васкес-Фигероа Страница 8

— Не нравится мне этот человек.

— Какой человек?

— Вон тот высокий, с усами. Он уже битый час торчит на месте и неотступно следит за Айзой, куда бы она ни направлялась, — прямо как портрет, висящий на стене. Это выводит меня из себя.

— Давай я скажу ему, чтобы он проваливал!

Аурелия повернулась к младшему сыну — предложение исходило от него — и отрицательно покачала головой:

— Это общественное место, да и он пока ничего такого не делал, только смотрел. — Она помолчала. — А я не хочу неприятностей. Судя по виду, он человек опасный, а второй и вовсе головорез. Нам лучше уйти.

— Но мы так хорошо сидели! — запротестовал Себастьян. — Это же твое любимое место.

— Было, пока не появился этот тип со своим лимузином и каменной физиономией. Меня беспокоит то, как он смотрит на Айзу.

— Все мужчины пялятся на Айзу. Пора бы уж привыкнуть.

— Смотреть можно по-разному. — Аурелия стала собирать остатки трапезы, торопливо складывая их в плетеную корзину. — Пошли! — настойчиво повторила она. — Мне захотелось прогуляться по Большой Саванне [13]и поглядеть на витрины. — Она попыталась улыбнуться, но без особого воодушевления. — Так мы постепенно наметим, что купить, когда разбогатеем.

Прогулка затянулась, но ведь спешить им было некуда. Если в Каракасе и было что-то хорошее, так это вечера: неповторимые закаты, когда небо окрашивалось множеством оттенков, среди которых неизменно преобладал багряный, а в конце долины, по которой можно было добраться до прекрасных влажных лесов Лос-Текес, то здесь, то там вырисовывались на фоне неба развесистые сейбы или высоченные королевские пальмы. В такие моменты густой запах влажной земли и дикой растительности заглушал зловоние города, его машин и реки, превратившейся в клоаку.

По воскресеньям Каракас не сотрясала лихорадка, овладевавшая городом в другие дни, когда все, казалось, только и думали о том, как бы заработать несколько боливаров. По проспектам, паркам и площадям прогуливались семьями, все без разбору были люди простые, все лишившиеся родины. Мужчины стояли группами, беседуя на сотнях языков, или собирались вокруг радиоприемника, из которого раздавался громкий голос диктора, комментирующего результаты скачек, на которые возлагали свою последнюю надежду многие эмигранты.

Рассказывали, будто бы один португалец на следующий же день по прибытии в Венесуэлу угадал единственную выигрышную клетку в ставках «Пять и шесть», заработал на этом триста тысяч боливаров и в тот же день укатил обратно к себе в деревню, откуда, возможно, больше никогда не уезжал.

Однако подобные чудеса случались не чаще одного раза в столетие, и вечером в воскресенье в Каракасе обычно царило чувство безысходности, когда люди с отчаянием осознавали, что в понедельник с первыми лучами рассвета им снова идти на работу — во враждебный лес лязгающих подъемных кранов.

Себастьяну легче, чем брату, удавалось преодолеть это состояние, поскольку он единственный в семье когда-то подумывал о перемене обстановки — о том, чтобы уехать в другие края, вопреки традиции семьи порвав связь с морем. А вот для Асдрубаля оказаться вдали от моря, которое он любил, да еще в окружении людей, с которыми у него не было ничего общего, было настоящей пыткой. Асдрубаль ненавидел город, чувствуя себя пленником, потому что с тех пор, как себя помнил, привык видеть бескрайнюю синь, а здесь, куда ни кинь взгляд, повсюду одни только громадные здания на фоне зеленых гор, совсем не похожих на охряные, фиолетовые или бордовые вулканы Лансароте.

— Как ты думаешь, мы когда-нибудь вернемся домой?

— Ты скучаешь?

— Ты даже не представляешь как! Я и за тысячу лет не смог бы привыкнуть жить вдали от нашего острова.

Они сидели друг против друга на штабелях кирпичей на самом верху строящегося здания и мяли мешочек с гофио, которое вместе с куском колбасы составляло их скудный обед, наблюдая за непрерывным потоком машин неугомонного города. Его новые шоссейные дороги тянулись в разные стороны, словно щупальца гигантского осьминога, растущего с одной-единственной целью — завладеть плодородной долиной, в которой в стародавние времена обосновалось дикое племя караков.

— И все же, я думаю, мы здесь многое могли бы сделать, — сказал Себастьян, открывая кожаный мешок и деля его содержимое на две части. — У меня есть планы на будущее: в этой стране полным-полно возможностей, она ждет не дождется людей с воображением и желанием работать и разбогатеть.

— У меня нет ни малейшего желания разбогатеть, — отрезал Асдрубаль. — По крайней мере, в таком городе, как этот. Первые же деньги, которые заработаю, я потрачу на покупку лодки и вернусь в море. — Ему было трудно понять брата. — Ты что, правда, можешь прожить вдали от моря?