Птичий город за облаками - Энтони Дорр Страница 8

Ωκεανός

Она обводит слово кружком.

– Старший сын Неба и Земли. Здесь ведомое. Здесь неведомое.

Старик с усилием поворачивает голову и смотрит на Анну, как будто впервые ее видит. В его влажных глазах отражается свет.

Его зовут Лициний. До своих несчастий, говорит Лициний, он служил учителем в богатой семье в одном городе на западе. У него было шесть книг и железный сундук, чтобы их хранить: два жития святых, книга Горациевых од, свидетельство чудес святой Елизаветы, учебник греческой грамматики и «Одиссея» Гомера. Однако, когда сарацины захватили его город, он бежал в столицу без ничего и благодарит ангелов небесных за городские стены, чей фундамент заложила сама Божья Матерь.

Лициний вынимает из-за пазухи три стопки старого пергамента. Одиссей, говорит он, был некогда полководцем в величайшей армии, какую видел мир. Ее воины собрались из Гирмина, из Дулихия, из укрепленных стенами Кносса и Гортина, из самых дальних заморских краев. Они пересекли море на тысяче черных кораблей, чтобы разграбить прославленный град Трою, и с каждого корабля сошла тысяча воинов – бессчетные тьмы, сказал Лициний, как листы на деревьях или как мухи, что вьются над сосудами с парным молоком в пастушьих кущах. Десять лет осаждали они Трою, а когда наконец взяли ее, усталые воины отплыли домой, и все добрались благополучно, кроме Одиссея. Песнь о его путешествии домой, объясняет Лициний, состоит из двадцати четырех книг, по числу букв алфавита, и на ее пересказ нужен не один день, однако у Лициния остались только эти три тетрадки, полдюжины листов каждая. В них рассказывается, как Одиссей покинул грот Калипсо, но его настигла буря и выбросило на берег острова Схерия, где живет Алкиной, царь феакиян.

Были времена, продолжает Лициний, когда каждый ребенок империи знал всех персонажей в истории Одиссея. Но задолго до Анниного рождения крестоносцы-латиняне с Запада сожгли город, убили тысячи его жителей и разграбили почти все его богатства. Потом чума сократила население вдвое, а затем еще вдвое, и тогдашней императрице, чтобы заплатить воинам, пришлось продать венецианцам свою корону, а нынешний император носит корону со стекляшками, и ему не по карману даже та посуда, с которой он ест, город погружается в сумерки и ждет второго пришествия, да и вообще никому больше нет дела до старых побасенок.

Анна по-прежнему неотрывно смотрит на страницы. Это сколько же слов! Нужно семьдесят жизней, чтобы все их выучить.

Всякий раз, как кухарка Хриса посылает Анну на рынок, девочка находит предлог заглянуть к Лицинию. Она приносит ему хлебные корки, копченую рыбу, полсвязки дроздов. Дважды ей удается стащить кувшин Калафатова вина.

В благодарность он ее учит. А это άλφα это альфа. В это βήτα это бета. Ω это ὦ μέγα это омега. Подметая мастерскую, таща очередной сверток ткани или очередное ведро угля, сидя подле Марии в мастерской (пальцы занемели от холода, морозное дыхание клубится над шелком), она пишет буквы на тысяче чистых страниц своего ума. Каждый значок означает звук, соединяешь звуки – выстраиваешь слова, соединяешь слова – выстраиваешь миры. Усталый Одиссей пускается в плаванье на плоту, оставив позади Калипсо, соленые брызги бьют в лицо, под водой гневается морской бог, и в его лазурных волосах колышутся водоросли.

– Забиваешь себе голову ненужными глупостями, – шепчет Мария.

Но тамбурный шов «цепочкой», тамбурный шов с узелками, петля вприкреп – Анна никогда этому не научится. Итог всех стараний – она укалывает палец и капает кровью на ткань. Сестра говорит, надо думать о святых людях, которые будут совершать божественные таинства в облачениях ее работы, но мысли Анны постоянно уплывает к островам, где бьют сладостные ключи и богини сходят с небес по лучу света.

– Вот же наказание Господне! – говорит вдова Феодора. – Научишься ты ли хоть чему-нибудь?

В свои годы Анна уже понимает, как шатко их положение. У них с Марией нет ни родных, ни денег; в доме Калафата их держат лишь потому, что Мария – искусная вышивальщица. В лучшем случае они могут надеяться, что всю жизнь просидят здесь, от зари до зари вышивая кресты, ангелов и листья на покровцах, аналойниках и фелонях, пока не сгорбятся и не ослепнут.