Думают... - Дэвид Лодж Страница 77

Перерывы на утренний кофе, обед и вечерний чай тоже превращались в тематические беседы. Присутствие телевидения провоцировало ожесточенные споры. В промежутках между лекциями телевизионщики бродили по коридорам и приемным, брали интервью у участников и подслушивали их разговоры. Когда люди замечают, что их снимают, а над головами зависает журавль с болтающимся на конце заглушенным микрофоном, точно какой-то дохлой зверюшкой, они начинают позировать и вести себя неестественно. Съемка пленарных заседаний требует дополнительного освещения, от которого в аудиториях становится жарко и душно. Порой мне ужасно хотелось прилечь в каком-нибудь прохладном и темном месте, но я продолжала безропотно бродить по коридорам и лестницам Эйвон-Хауса (к сожалению, два лифта вышли из строя), натыкаясь на «Предлобную кору головного мозга как базовый компонент личности», «Слияние когнитивного и феноменологического подходов к изучению сознания», «Появление эмоциональной выразительности в роботах», «Теорию относительности и проблему когнитивной связи» и так далее и тому подобное… Было еще исследование, которое я, к сожалению, пропустила и которое называлось: «Что такое мозг: ведро с дерьмом или миска со студнем?» К концу первого дня мой мозг скорее походил на студень. Я вела конспекты, в которых потом ничего не могла разобрать и даже вспомнить, о чем вообще шла речь. Центростремительность, центробежность, экс-центростремительность… Схема=-репродуктивный, коактивация нейронов… синергитический взгляд на мозг в противоположность картезианскому… динамический процесс взаимодействия… Нервный заряд с частотой 40 герц при буддийской медитации… Что бы это могло значить?

Встречались и вполне понятные предложения, больше похожие на анекдоты. Боль в фантомах конечностей, хирургически ампутированных под анестезией, менее острая, чем при потере конечности во время несчастного случая… Одна из выступающих говорила, что у нее развилось новое представление о собственном «я» после того, как она переехала из Америки в Норвегию и выучила норвежский язык… И, наконец, самая потрясающая запись: Корреспондент пишет Льюису Кэрроллу после прочтения «Бармаглота»: «Голова моя наполнилась идеями, но я не знаю, какими» — точь-в-точь мои ощущения в конце первого дня.

Сегодня преобладали лекции и семинары, вечером дошла очередь и до стендов — еще около тридцати или сорока дополнительных исследований сознания, вывешенных на особых планшетах, у которых стояли авторы, готовые ответить на любой вопрос, подобно торговцам у базарных лотков, продающим свой информационный товар. «Фазовый подход к квантовой нейродинамике и его отношение к области пространства-времени механизмов нейронного кодирования», «Субъективное течение времени: последствия предоперационного медикаментозного лечения и общей анестезии», «От кванта — к qualia», «Воздействие крийя-йоги на электромагнитную деятельность мозга», «Моделирование обучаемого поведения у автономных индивидов». Последнее исследование принадлежит Людмиле Лиск — тонкой и острой, как нож, в облегающем черном платье и туфлях на высоком каблуке. Что-то связанное с имитацией детских игр. Она оживленно объясняла свою тему профессору Розенбауму и по-светски небрежно улыбнулась мне из-за его плеча, когда я проходила мимо. Розенбаум представлял сегодня свою работу: «Построение функционирующего мозга». Оказалось, что это — компьютерная программа, выполняющая почти все должностные обязанности менеджера. Он признал, что такой робот, конечно, не сможет видеть, слышать или двигаться и будет общаться только по электронной почте.

— Но многие из моих знакомых ведут себя точно так же, — остроумно заметил он. Одним словом, чем дольше я нахожусь здесь, тем сильнее убеждаюсь в том, что когнитивная наука еще очень далека от воспроизведения реального человеческого мышления, но мне не хватает знаний и уверенности в себе, для того чтобы публично об этом заявить.

Я отыскала Мессенджера и решила отказаться от своего «заключительного слова».

— Освободи меня от этой обязанности, мне нечего сказать, я не поняла и половины из того, что услышала. Я просто поставлю себя в глупое положение, и все это покажут по телевидению.

— Не волнуйся, просто скажи, что ты сама думаешь о проблеме сознания, — сказал он.

— И все? — иронично спросила я.

— Ну, расскажи об этом с точки зрения литератора. Людям будет интересно. Они об этом никогда не слышали. Никто не будет забрасывать тебя гнилыми помидорами.

— Они начнут задавать вопросы, на которые я не смогу ответить.

— Не начнут. У них на это не будет времени.

Мне немного полегчало. К тому же мне выделили всего пятнадцать минут.

Нужно найти какой-нибудь текст, от которого я могла бы оттолкнуться, чтобы не нести всякий вздор. Возьму что-нибудь из Генри Джеймса и проанализирую художественное описание сознания. Стрезер у реки, например… Нет, это уже было. Тогда Кейт Крой в начале «Крыльев»… Ну, это слишком просто, особо не разгуляешься. Нет, как можно после трех дней научных дискуссий на высшем уровне заставлять людей слушать простой критический разбор текста! Текст должен быть посвящен сознанию, а не просто служить примером того, как оно работает.

Странно, как мы беспокоимся об этих вещах, как хотим произвести благоприятное впечатление, как боимся попасть впросак! В нас говорит элементарное тщеславие. Или — если быть чуточку снисходительнее к себе — профессиональная гордость. В моей жизни масса гораздо более важных вещей, но все мои мысли направлены сейчас на то, чтобы сказать что-нибудь умное на закрытии конференции. Мессенджер тоже целиком поглощен конференцией, уделяет внимание каждому выступающему, следит за ходом заседаний, лебезит перед именитыми докладчиками и ублажает телевидение. По нему не скажешь, что он ждет результатов анализа крови, который имеет для него жизненно важное значение. Как хорошо, что мы оба можем отвлечься!

Я вернулась домой в обеденный перерыв и пропустила вечерние семинары, чтобы успеть подготовиться к речи. Если я собираюсь взять за основу какой-нибудь текст, мне нужно будет скопировать его завтра утром. Или, лучше, сделать слайды. Все выступающие на этой конференции пользуются видеопроектором. Для ученых это — обычная практика, а для меня — новинка. За все годы учебы в Оксфорде ни один преподаватель английской литературы не пользовался проектором или каким-нибудь другим визуальным приспособлением, чтобы показать иллюстрированную диаграмму, даты или какие-нибудь цитаты из обсуждаемого автора. В лучшем случае выдавали плохо напечатанные конспекты лекций. Но на этой конференции все докладчики использовали слайды, которые они ловко меняли по ходу дела, продолжая непринужденно говорить и даже импровизировать. Слайды были разные: от качественно воспроизведенных страниц книги до неразборчиво написанных от руки цветными фломастерами. Последние производили впечатление полета мысли и внезапного озарения, посетившего автора посреди ночи. В окружении телекамер мне тоже придется читать по бумажке, и неплохо бы еще сделать слайды, чтобы время от времени отвлекать внимание слушателей от собственной персоны.